Виталий Гладкий - Под маской скомороха

– Правильно мыслишь, – одобрительно кивнул Бороздин. – В этом вопросе мы с тобой одного поля ягоды… – Он некоторое время молчал, внимательно глядя на Истому, а затем молвил: – Откроюсь тебе – ты мне нужен. Как помощник в одном очень важном деле.

– Ты о чем?

– Что ж, открываться, так до конца… Я здесь не просто так, не потому, что мне захотелось побродить по земле под маской скомороха, чтобы себя показать и мир посмотреть. Меня послал сюда великий князь Московский. Я его уши и глаза в Великом Новгороде. Но, боюсь, артели придется вскоре уходить отсюда подобру-поздорову. Не нравится мне пристальное внимание некоторых новгородских изветников. Уж больно часто мы стали их встречать на своем пути. Похоже, у них возникли какие-то подозрения… Но просто уйти из Новгорода я не могу! Мне нужен здесь верный, надежный человек. А лучше тебя найти невозможно. Конечно, если ты не станешь делать глупости… как сегодня.

– Я не хочу быть московским лазутчиком! – резко ответил Истома. – Ни за какие шиши!

Бороздин хмыкнул и ответил:

– А ежели великий князь Московский даст свое высокое уверение, что тебе вернут земли, ловища и пожни твоей семьи, если он обелит твое честное имя? Ведь ты боярский сын, и тебе негодно бродить по земле с шутейным балаганом до скончания века. Семью твою уже не вернуть, но ведь жизнь продолжается. Женишься, заведешь детей… род продолжишь! Давай так договоримся: завтра-послезавтра артель уйдет по-тихому из Новгорода, а ты жди гонца, который привезет тебе грамотку от государя московского, которая подтвердит мои слова и полномочия. На это уйдет не более двух недель. Теперь ответь мне честно: в таком случае будешь мне помощником? Пойми, я ведь ратую за благое дело: не можно отдавать земли русские иноземцам! К чему как раз и стремится Марфа Борецкая со своими единомышленниками. Нужно ей помешать! А потом придет черед твоим замыслам. Месть сладка, но она не должна быть поспешной. Врага нужно застигнуть врасплох, мало того, в свой последний час он должен знать, кто и почему нанес ему смертельный удар. Иначе не будет тебе удовлетворения. Да и перед Богом ты будешь чист в таком случае.

Речь Бороздина произвела на Истому большое впечатление. Расквитаться с Марфой Борецкой и ее выкормышами так, как она сделала с его родными! Невинная кровь братьев и сестры не должна остаться неотмщенной! Если он примет предложения Ивашки Бороздина, за ним будет стоять большая сила – сама Москва. Значит, он сможет осуществить свой замысел. Это несомненно! А если еще ему вернут и земли семьи… За это стоит побороться! И впрямь, негоже бродить по земле голодранцем без роду-племени. У него снова будет достаток, уютный дом и семейный очаг, возле которого так приятно коротать долгие зимние вечера…

Истома взглянул на Бороздина. Тот сидел с напряженным видом, был натянут, как струна гуслей. Юный боярин понял – если он не согласится немедленно, жить ему осталось всего ничего. Его просто не выпустят из Тверского торгового двора. Зароют где-нибудь, как шелудивого пса. Слишком много поведал ему тверской боярин, чересчур много тайн, не предназначенных для чужих ушей… Бороздин сильно рискует. И потом, такие тайны, как его, хорошо хранит только сыра земля.

– Я согласен! – твердо сказал Истома. – Но и ты, боярин, выполни свое обещание!

– Непременно! – просиял Бороздин. – Клянусь честью! Мне дадены большие полномочия, не сомневайся. Грамотку ты получишь. А пока давай обсудим, что тебе нужно делать…

Так Истома, сын вольной Новгородской земли, помимо своей воли стал московским лазутчиком. Бороздин наказал ему быть тенью Марфы Борецкой и некоторых ее самых преданных единомышленников, все слушать, запоминать, и в заранее обговоренное время отправлять с гонцом свои наблюдения великому князю Московскому. Впрочем, в Тверском торговом дворе всегда был на подхвате верный человек, готовый в любой момент, светлым днем или темной ночью, мчаться в Москву с секретным донесением, которое обычно зашивали в кафтан или тулуп.

Упырь Лихой не зря получил столь нелицеприятное прозвище. Не просто так он повел его в корчму Жирка при первой встрече, совсем не просто, несколько позже по здравому размышлению сообразил Истома. Похоже, у Бороздина уже тогда появилась мысль использовать юного штукаря-кукловода в своих целях. Правда, он не знал, что все так удачно для него обернется – Истома сам невольно раскрылся перед ним. «Упырь, точно упырь, этот тверской боярин», – вяло подумал изрядно уставший Истома. Впился в него, как клещ…

Истома прикрыл веки и погрузился в полудрему. Он было чрезвычайно доволен собой, что добыл копию договора. Вряд ли кому, кроме него, это было по силам. Хорошо, Ивашко Бороздин дал ему особое зелье и научил замешивать на нем хлебно-мясные лепешки, вязкие до такой степени, что собаки жевали их почти до самого утра. Псам стало не до проникшего на подворье Истомы; под эту жвачку, которая схватывала собачьи челюсти, как наилучший рыбий клей, можно было вынести не только все добро из хором, но даже самого хозяина, посадника Офонаса Остафьевича, вместе с постелью.

Но тут Истому словно что-то кольнуло под сердцем, и близившийся сон пропал, будто его рукой сняло. Якушка… Бедный шут Марфы Борецкой! Его пришлось убить – положение сложилось безвыходное. Это был большой грех Истомы, – ведь он лишил жизни безвинного. Юный боярин долго молился в церкви Параскевы-Пятницы, что на Торгу, пожертвовал на церковные нужды все, что у него имелось на тот час, но избавиться от чувства вины так и не смог. Тем более, что это была первая живая душа, которую Истома отправил на небеса.

Хорошо хоть он сумел вовремя предупредить калик перехожих, которых приглашали на пир к Марфе Борецкой по случаю избрания ее сына Дмитрия степенным посадником. Боярыня в Якушке души не чаяла, – несмотря на свой шутовской статус, он был очень умен и нередко давал ей дельные советы, – поэтому подняла на ноги весь Великий Новгород. Она желала непременно найти убийцу Якушки, а еще больше хотела узнать, что делал убийца на ее подворье. На вора он точно не был похож, так как украсть что-либо, когда хоромы полнились гостями, невозможно. Но тогда что понадобилось тому татю?

В конечном итоге подозрение пало на калик перехожих. Кроме них, чужих на подворье не было и не могло быть. С такими-то псами-зверюгами… К тому же в одном из них монах монастыря Святого Николы будто бы опознал Ратшу, епископского смерда, который пятнадцать лет назад примкнул к коромольникам и поднял восстание против власти. С его воинством, в основном чернью и людьми бедными, но бывалыми, немало повоевавшими в княжеской дружине, едва справились. Многим боярам довелось на своей шкуре испытать народный гнев.