Михаил Деревянко - Святой язычник

– Я могу отвечать только за себя.

– И кто же твой бог?

– Хорст, бог солнца.

– А у тебя? – обратился Владимир к стоящему рядом дружиннику.

– Перун – бог воев.

– А кому ты молишься? – наугад спросил Великий князь у кого-то из толпы.

– Роду, княже, – честно признался тот, – хотя я никак не возьму в толк, почему его нет в главном святилище в Киеве. Род – самый главный бог, потому что первый. От него пошли остальные боги.

Окружающие возмущенно загалдели. Кто соглашался, кто решительно возражал, но Владимир поднял вверх левую руку, и все взоры вновь обратились к нему.

– Так что, так и будем молиться каждый своему идолу?

– А почему бы и нет? – воздел руки к небу Волчий Хвост. – Лишь бы не за Христа. Это не наш бог.

– Не бывает богов наших или не наших. Бог один для всех.

– Но кто сказал, что это Иисус? – упорствовал боярин.

– Ну уж точно не Перун, – тут же ответил Великий князь.

Многие одобрительно рассмеялись. Владимир немного подумал и уже более спокойно молвил:

– О вере мы в Киеве поговорим. Сейчас не время споры устраивать.

– А что с этим делать? – кивнул Громыхало на боярина.

– Там, в Киеве, и его судьбу решим.

Дружина зароптала:

– Как же так? Княже, почто предателя милуешь?

Владимир озадаченно потер лоб. Он и сам не понимал, что с ним происходит. Испокон веков изменники на Руси всегда предавались мучительной смерти. А тут почему-то рука не поднималась на Волчьего Хвоста, хотя по всем законам заслуживал он лютой казни.

– Не милую, а правды хочу. Надо всех сообщников выявить.

С этими словами Великий князь вошел в шатер, а дружинники разошлись по своим местам, рассуждая между собой:

– Ну и мудр наш князь: все знает, все предвидит!

Однако в Киеве Великий князь забросил все дела, удалился в Вышгород и стал затворником: никуда не выезжал и никого не принимал.

Вначале дружина и бояре спокойно восприняли княжью блажь. Мол, ничего страшного. Погуляет недельку-другую и вернется в Киев. Надо же князю отдохнуть после долгой дороги.

Но прошли и неделя, и месяц, а от Владимира по-прежнему ни слуху ни духу. Стали бояре да старцы совет держать, как Великого князя из беды выручить. Надумали послать в Вышгород лазутчика. Никого лучше, чем Острожко, не нашли. Тот за день обернулся и доложил:

– Великий князь в тоске.

– Как это? – не поняли бояре.

– Да очень просто: сидит на завалинке и молчит.

– И ничего не пьет?

– Ни капли. Даже пиво в рот не берет.

– Уж не захворал ли Великий князь?

– Да с виду вроде здоровый…

Стали тут бояре судить да рядить.

– Может, к нему жену Марию послать, – предложил один. – Она и умна, и пригожа. Глядишь, и отвлечет его от мрачных мыслей.

– Уже посылали, – безнадежно махнул рукой Добрыня.

– Ну и что?

– Да ничего!

Вздох разочарования прокатился по палате.

– Пир бы закатить, – осторожно заметил второй боярин, – от него-то князь не откажется.

– Уже.

– Что уже?

– Отказался.

Еще более тяжкий вздох издали бояре и старцы.

– Охоту бы устроить, – задумчиво произнес третий боярин, – тут он уж точно не устоит.

– Да звали великого князя на медведя.

– Ну и как?

– Даже с завалинки не встал.

Застонали все, как раненые звери.

– Надо тебе, Добрыня, ехать, – глубокомысленно изрек самый седой старец. – Больше некому.

Все взоры обратились на воеводу.

– Был я уже там, – печально ответил тот, – даже разговаривать не захотел.

– Ну и дела! – развели руками бояре и старцы. – Что же делать?

– А можно я? – выступил вперед Острожко, который сразу не ушел, а понарошку замешкался у выхода.

– Да куда тебе, мелкоте. Тут такие киты бессильны!

– Попытка не пытка, а хуже не будет.

– Это смотря кому, – философски заметил Добрыня. – Потом пеняй на себя.

– К тебе, воевода, жалиться не побегу, – горделиво ответил Острожко.

Направляясь в Вышгород, Острожко не представлял, как будет решать самоуверенно взятую на себя задачу. Понадеялся на свою смекалку, но вскоре горько пожалел об этом. На входе в крепость стражники решительно преградили ему дорогу.

– Стой!

– В чем дело?

– Никого пускать не велено.

– Я от Добрыни.

– Мы и самого воеводу не пропустим.

– Братцы! – взмолился Острожко. – Я же свой! Вчера свободно здесь прошел.

– Вчера прошел, а сегодня и не пролетишь! – загоготали стражники.

– Пропустите, братцы! У меня сверхсрочное послание Великому князю.

– Надоел ты нам своей болтовней, – вдоволь насмеявшись, добродушно ответил один из дружинников. – Лучше ступай отсюда подобру-поздорову.

Острожко попытался проскочить между двумя громилами, но один из них ловко схватил его за шиворот и выбросил в канаву. Прихрамывая и отплевываясь, посланник Добрыни поплелся вокруг крепости. На тыльной стороне он перебрался через ров, наполненный затхлой вонючей жижей, и кое-как взобрался на деревянную стену.

Владимира во дворе он не увидел. Зато стражники сразу заметили нарушителя и бросились к нему.

– Князь! Отзовись! Это я – Острожко!

В ответ – ни звука. И сколько бедный посланник ни кричал – все напрасно. Стражники уже были в двух шагах, когда Острожко озарило:

– Владимир! Я привезу тебе Анну!

Окошко терема тут же отворилось, и из него высунулась взлохмаченная голова Великого князя с осунувшимся почерневшим лицом и горящими глазами.

– Кто тут посмел мне про Анну напомнить?

– Я! Я посмел! – радостно отозвался Острожко.

– А, это ты, – словно очнулся от забытья Владимир и приказал дружинникам: – Подать его сюда.

Острожко и идти не пришлось. Два стражника подхватили его под мышки и понесли. В мгновение ока предстал он пред светлыми очами Великого князя.

– Ну, рассказывай, что ты там надумал.

– Дай хоть отдышаться, княже.

– Ежели ты сюда приехал только свежим воздухом дышать, то долго дышать не придется.

– Ох, не только, Великий князь, – попытался подстроиться Острожко в тон собеседника. – Во-первых, велели мне бояре и старцы передать тебе вот что: «Пока спит красное солнышко за морем – тьма над землей. А как воссияет оно, так и птички запоют, и цветы раскроются, и люди свет узреют. Так и без тебя, Великий князь, гибнет земля Русская. Из степи дикой печенеги наседают, тиуны народ мучают и притесняют, враги заговоры вынашивают. Зреет смута великая. Подумай, княже, о земле Русской. Пропадет она без тебя, без твоей опеки».

Острожко, согласно славянскому обычаю, слово в слово передал боярское послание. Он понимал, что на него в любой момент мог обрушиться княжеский гнев, но нигде не сбился и ни разу не запнулся.

Великий князь как-то сник и лишь горько вопросил: