Герви Аллен - Антони Адверс, том 2

Может быть, немного против правил, что он пригласил каменщика установить фигуру, не уведомив вышестоящих. Но, в конце концов, это его приход. Какие могут быть возражения? А теперь он наберет денег на новый стихарь для служки. Старый просто неприличен! Хей-хо! ни у кого в Гаване нет такой прекрасной мадонны. Он преклонил колени на каменных плитах и прочитал короткую молитву.

Матерь Божия, мы очень простые и бедные люди, те, кто приходим в церковь святого апостола. Мы служим тебе скорее сердцами, чем приношениями. Прости нас и помилуй, благодатная Мария. Свечи не лучшего качества. Но ты живешь в свете Отца. Озари нас его светом. Пусть сети тех, кто преклоняет пред тобой колена, наполнятся рыбой. И помяни своего раба, который ловец человеков, и брата Франсуа, который окучивает овощи в моем саду. Воздай ему по его доброте, ибо ты добра, Santa Madre de Dios [20] Святая Матерь Божия (исп.) .

Он перекрестился и встал.

- Идем, Карло, - прошептал Антони. - Молчите про вино. Видели лицо падре, когда он молился? Обещайте мне, что не расскажете. Это было бы жестоко. Я бы почувствовал себя кощунником.

- Возможно, вы правы, - сказал Чибо.

- Возможно! - воскликнул Антони.

- Ладно, ладно, успокойтесь, - сказал Чибо. - Я не намерен веселиться за счет чужой боли. Вы же знаете, священник мне друг. Нас связывает обоюдная приязнь. Я подарил ему статую от чистого сердца. Мы с вами просто забудем про бутыль. В конце концов, это всего лишь нелепая случайность. Мы тут не при чем. Могу попросить каменщика, он ее вынет.

Они стояли у боковой двери и переговаривались вполголоса.

- Не стоит, - сказал Антони. - Начнутся расспросы. Забудем про нее.

Карло кивнул и мечтательно добавил:

- Через сто лет какой-нибудь любознательный служитель церкви обнаружит отличный портвейн. Хотел бы я воплотиться в этом человеке. - Он чмокнул губами.

В церкви отец Траян и каменщик почтительно водрузили статую мадонны в нишу.

- И запомни, - говорил священник, - там, где уберешь старый раствор, положи новый гладко и в цвет остальной стены. Ты мог бы украсить постамент... немного. Мне это было бы приятно.

- Си, си, падре, я уже два года делаю лепнину в соборе. - Острием тяжелого мастерка он начал чертить на постаменте вьющийся стебель с цветами. Откинул голову и с одобрением поглядел на рисунок.

- Приступай, - сказал священник. - Нет, погоди! Цена!

- За все заплатил щедрый сеньор бакалейщик, - нехотя признался рабочий. - Еще пару красивеньких цветочков. - Он пожал плечами. - За несколько молитв о моей покойной матушке я добавлю целую лозу.

- По молитве за каждый лист, - пообещал падре. - Акант. Умеешь лепить акант?

- Си, - пробормотал рабочий. Он начал смешивать раствор.

- Не забудь опустить что-нибудь в кружку для бедных, друг мой, - сказал падре, выходя к Антони и Карло.

"Ах, торгуйся после этого с попами, - бормотал себе под нос каменщик. - И все же я не в накладе. Расти, лоза! Вытащи мою матушку из чистилища!" - Кончик мастерка и палец замелькали. Нежные зубчатые завитки аканта раскрывались на гладком постаменте у ног Девы. Голоса отца Траяна и его друзей замерли в отдалении. В церкви было очень тихо.

Каменщик работал споро. Время от времени он клал мастерок на верхний ярус лесов и утирал заливавший глаза пот. В десять он слез с подмостков и утолил жажду в ближайшей харчевне. Он вернулся, слегка пошатываясь, и продолжил работу. Завитки листьев были почти закончены.

Пальцами он вылепил последнюю щедрую россыпь бутонов. Леса немного раскачивались. Мастерок, который он положил на них, подползал к краю. Ну! Последний бутон! Он вылепил его из раствора. Вдруг раздался звон и бульканье жидкости. Рабочий беспокойно огляделся, но все было вроде в порядке. Можно собираться и уходить. Каррамба! Мастерок исчез!

Он поискал. На полу нет. Нет ни на алтаре, ни под алтарем, ни рядом. Нет на лесах. Он разобрал их. В ведре с раствором нет. Он вытащил из ведра руку и с отвращением отряс.

"Madre de Dios!" Отличный новехонький мастерок, он сам утяжелил рукоятку свинцом. Ах эти голые беспризорники, хоть в церкви могли бы не воровать! Благодарение Богу, его воспитывала благочестивая матушка! Славное поколение растет после отмены Инквизиции!

Он вышел, качаясь под тяжестью ведер и разобранных лесов.

Тем временем отец Траян и его спутники брели по рыбачьим кварталам Реглы к домику у моря. Маленький коралловый мыс вдавался в залив, и здесь, между перистых деревьев, наклоненных в самые разные стороны, ибо в разные времена года ветра дули тут с разных сторон света, стоял домик священника, осененный зеленью, окруженный цветами и кустами. Ограда шла от одного берега узкого мыса до другого, и за ней мотыжил овощи еще один священник, худой, благообразный, в рясе и сандалиях нищенствующего францисканца.

Они вошли в шалую от раннего цветения гибискусовую аллею, где пурпурные цветки чуть слышно лепетали длинными желтыми язычками. Дальше, через полумрак дома и синий квадрат дверного проема в палисадник отца Траяна. Мало кто из входящих сюда оказывался готов к безупречной красе крохотного сада. Он расположился на самой оконечности мыса. Дом полностью заслонял его от города.

Сюда за долгие годы безмятежного управления своим небольшим приходом отец Траян постепенно пересадил из островных зарослей все виды пальм, кустарников, травянистых и вьющихся растений, которые присмотрел в своих прогулках по Жемчужине Антильского архипелага. Редкому цветку в подарок он радовался больше, чем подаянию на церковь. Рыбаки приносили ему живых моллюсков для пляжа, диковинные губки и водоросли для коралловых гротов. Он был прирожденным садоводом. Почти все, что он сажал в землю или в воду, принималось.

Из дверного проема казалось, что глядишь на девственный уголок природы. Глаз, уставший восторгаться лиловой массой юкки, отдыхал на прохладном ложе травы. Атласные лилии, пестрые или одноцветные, выглядывали из самых неожиданных мест. Тлеющие кустики анемонов лезли из трещин кораллового известняка. С пальм свисали немыслимой формы орхидеи, и на фоне тусклой коралловой стены пышно цвели четыре дерева желтых мавританских роз.

Да, хотя все это, за исключением нескольких исполинских пальм, падре посадил своими руками, сад оставался восхитительно диким. Скользя к оконечности мыса, глаз примечал все более мягкие краски. Здесь под раскидистыми финиковыми пальмами зеленели темные лужайки, колеблемые ветром папоротники и, наконец, трава; траву резко и неожиданно отсекало белое полукружье миниатюрного грота.

- El paraiso del padre [21] Рай падре (исп.) , - сказал Чибо, обводя рукой.

- Ах, друг Карло, вам следовало позволить мне хвалиться самому, - вскричал отец Траян, тем не менее розовея от удовольствия. - Это моя единственная суетная гордость.