Герви Аллен - Антони Адверс, том 2

- Браво! - вскричал Чибо, откидываясь на стуле. - Вы оратор, друг Тони. Пламенный! Мы с вами столкуемся. Я предрекаю это в счастливое утро нашего знакомства.

- Чича! - взревел он, бросая сигару в патио. Дети внизу принялись ссориться из-за окурка.

- Хотите посмотреть мое заведение? - Он со стоном поднялся. Как видите, у меня лишь один повод жаловаться на судьбу. Я жирею. Ноги трутся одна о другую. Чича! - Он снял кушак и повесил на перила.

Вбежала девушка.

- Принеси мне сухой кушак и убери посуду. Ты же знаешь, она привлекает мух. Скажи Фонсо, пусть принесет вещи этого господина. С сегодняшнего дня он живет здесь. Кстати, синьор Тони, где ваши сундуки?

- В доке, где их выгрузили.

- Надеюсь, не без присмотра. Каррамба, их могли утащить!

- Я оставил с ними слугу, матроса-испанца, которого нанял на неделю, возможно, не подумавши.

- Нет, нет, вы поступили правильно. Пусть спит внизу и прислуживает вам. Впрочем, я на него взгляну. Быстрее, Чича, мой кушак!

Когда кушак принесли, Чибо дважды обмотал его вокруг пояса, потом, аккуратно согнув пополам, пропустил между ног и связал концы на животе.

- Теперь я могу ходить, - сказал он, - шелк тонок и позволяет толстым окорокам скользить. - Он, слегка отдуваясь, двинулся вдоль длинной веранды. - Очень жаркий климат. все время потеешь. Да, уже слишком жарко идти смотреть заведение. Мы проговорили дольше, чем я думал. Солнце пришло в патио. - Он перегнулся через перила и начал отвязывать циновку, которая упала, словно занавес, и они остались в прохладном зеленом полумраке.

- Чича!

- Си, си, сеньор, - отвечала снизу женщина немного запыхавшимся голосом.

- Забери у маленького Хуана окурок, а мне принеси лимонов, сахара и... - Он упал на стул. Внизу завопил ребенок. Потом двое малышей вошли и стали играть с попугаем. Мальчик снова снял рубашонку.

- Ах, так оно и лучше, - сказал отец, глядя на него сверху вниз. - Август в Гаване, друг мой! Знаете ли вы, что это такое? Dios, снимите этот сюртук. Забудьте, что он у вас был. Вам надо завести полотняные костюмы. Дюжину. Мерки снимем немедленно, mañana [16] завтра (исп.) . Кушак вроде моего вам не понадобится - покамест.

- Я надеюсь собрать долг быстрее, Карло, - Антони уже без усилия называл его по имени, - до того, как изношу дюжину полотняных костюмов.

- Por Dios, вы будете менять по три штуки в день. Сегодня... сегодня в этом костюме вы не шевельнете пальцем. Я не шевельну пальцем. Мы будем сидеть здесь, говорить, выпивать и покуривать. Будем есть и спать. Чего мы этим достигнем? Многого! Мы проживем еще день в свое удовольствие. Можно ли желать большего? Случалось вам так проводить день? Спорю, что нет. Попробуйте.

- Я помню такие дни в раннем детстве.

- Не вспоминайте, это утомительно, - вскричал Чибо, - помните только, где вы сейчас. Вот мой рецепт сохранить настоящее.

Вернулась девушка с лимонами и сахаром. Чибо смешал ром, сахар, лимонный сок, и, вытащив из висящей бутыли затычку, подлил воды.

- Здесь на веранде вода всегда прохладна, - сказал он и, бросив в кувшин нарезанных фруктов, взболтал винтообразным движением. Поверхность напитка запузырилась. Гранатовый сок орозовил его. В приготовленных бокалах ждали колечки апельсиновой кожуры. Чибо плеснул пунша и, протянув Антони бокал, опрокинул другой себе в глотку.

Его горло пошло волнами. Это было горло пьяницы, просторное, ведущее прямиком к желудку. Силен, форменный Силен, только венка не хватает.

Антони сидел, посасывая кусочки отдающего ромом ананаса. На веранде сквозило ветерком. Яростный свет и зной за пределами зеленого прохладного укрытия казались все более угрожающими. Часы проходили за часами, и все яснее становилось, что действовать сегодня уже невозможно. Они немного подремали, поговорили тихо, но пылко, снова подремали. Оба были у себя дома.

У Карло Чибо был дар, умственное и физическое свойство располагать к умиротворению. Он не навязывал его, а излучал. Рядом с ним люди веселели, даже возбуждались. В его доме невозможны были нервозность, беспокойство. Из неведомого источника изливались изобилие и плодородие. Ни это изобилие, ни даже некая беспечная расточительность, сопровождавшая Карло словно мажорная, с чувством играемая музыка, не тревожили. Это было естественно и неосознанно. Это было правильно и спонтанно.

Чибо интересовался не только собой, но и тем, что говорят другие. Он был король слушателей, и потому считался блестящим собеседником. Когда вы рассказывали ему занятный случай, ваша память обретала неведомые доселе свойства. События прошлого начинали лучиться тихим светом, которого вы до встречи с Чибо не замечали. Но теперь, говоря с ним, вы убеждались в огромной значимости и пьянящем аромате этих событий. Вы чувствовали, что наконец отыскали желанное зеркало для вашего драгоценного "я"; зеркало, которое расцвечивает ваши слова, побуждая приукрашивать, и чуть высветляет их мягкой, и потому почти неуловимой иронией. Думая об этом после, на вдруг поскучневшей аляповатой улице, вы дивитесь.

Дело в том, что на первый взгляд Чибо представлялся всего лишь милым, курчавым, не очень молодым толстяком, который обмяк на удобном стуле и, словно альгвасил, препоясан алым шелковым кушаком. Может быть, обаяние таилось в этом самом несколько экстравагантном кушаке? Вряд ли. И тем не менее все, от генерал-губернатора Кубы до последнего раба, только что привезенного с Рио-Понго и купленного Чибо, раба, которому, чтобы он не сбил мозолистые ступни о каменные плиты патио, новый хозяин тут же распорядился подобрать сандальи, чувствовали это обаяние и расцветали.

Хотя Карло и предложил выпить за "настоящее", говорили они все больше о прошлом, об Италии, Ливорно и Генуе. С долго сдерживаемым пылом изгнанника Чибо выспрашивал о миллионах вещей, тысячах людей, сотнях мест. Понуждаемый этим пытливым интересом, Антони неожиданно для себя воспроизвел жизнь сообщества, к которому некогда принадлежал.

Именно так, отвечая на заинтересованные вопросы, Антони говорил лучше всего. В последнее время он обнаружил в себе замкнутость, которая часто пробуждала в его собеседниках доверительную откровенность, на которую ему не хотелось отвечать тем же. Может быть, дело было в загадке его рождения, из-за которой он не мог в обычных выражениях объяснить, кто он и откуда. Поэтому обычно он молчал и слушал. Однако говорить он любил. А Чибо сумел затронуть его любимые струны, и теперь музыка переполняла его. Это было... Это было забавно.

Утро еще не кончилось, а он уже поведал, как капитан Элиша закупил в Генуе священные статуи и что произошло в плаванье. Живот Чибо колыхался от смеха при рассказе о том, что большая мадонна в каюте прижимает к сердцу бутылку красного вина. Хитроватое выражение смеющегося фавна проступило на толстом лице. Чибо сел.