Герви Аллен - Антони Адверс, том 2

Штиль длился несколько ужасных дней. Ни маслянистая вода, ни воздух, ни корабль не шевелились. Смещались лишь небесные огни, да птицы облетали "Ариостатику" и уносились прочь. Лишь они да еще акула двигались. Акула никуда не делась. Она подплывала, трогала корабль мордой, терлась боками о наросшие на днище ракушки, отчего по кораблю пробегала легкая дрожь. Матросы клялись и божились, что она кого-то дожидается. Полушутливо они вновь принялись бросать кости и тянуть жребий. Других дел у них не было. Жара стояла нестерпимая. Акула составляла теперь главный интерес в жизни. Ее настойчивость их зачаровывала. В один день жребий пять раз подряд доставался Эль-Польо. Ночью он услышал вокруг себя перешептывания. В темноте он сбежал из кубрика к дону Рамону.

Эти дни мертвого штиля, когда казалось, что команда "Ариостатики" за грехи обречена до скончания вечности вариться в собственном адском соку, Антони всегда вспоминал как кошмарный сон. Все, что он выиграл в шторм и последующее короткое время, ускользало из его рук. На четвертый день штиля (барометр по-прежнему не обещал перемен) на корабле воцарилось полное безвластие. Матросы вновь затворились в кубрике и больше не обращали внимания на окрики со шканцев. Воды выдавали по полпинты в день, но даже это грозило истощить быстро убывающий запас. В ста милях за горизонтом лежала земля, но матросы этого не знали. Скажи им об этом, они могли бы спустить шлюпки. Что именно творилось в головах людей, заброшенных на неподвижное невольничье судно, Антони знать не мог. Неизменный цвет моря, бездыханность атмосферы, постоянное ожидание чего-то, что должно случиться и никак не случается, кромешная тишина и акула - все это медленно, но верно подготовляло взрыв.

В команде было немало метисов, и на каждого, белого или коричневого, глубокий отпечаток наложила Африка. Что за суеверные перешептывание ночь за ночью звучали в кубрике, могли бы рассказать лишь те, кто испуганно прислушивался к ним, сбившись в тесную кучу.

На восьмой день штиля угрюмая депутация явилась на корму с требованием, чтобы брат Франсуа помолился о ветре. Он помолился, но ничего не произошло. На девятый день сократили раздачу воды. И Антони, и помощник Сольер, которые раздавали воду и ром под охраной вооруженных фулахов, видели, что матросы о чем-то условились. На магометан Антони возлагал теперь главную надежду. Они происходили из племени, которое живет в глубине материка. Часто небольшие отряды под руководством вожака выходят на берег, нанимаются матросами, обычно на невольничье судно, и за несколько лет обеспечивают себя до конца жизни.

Антони расположил их к себе, подарив два ящика алой материи, посулил по прибытии добавить еще и скостить год морской службы. Он обещал, что через шесть месяцев отпустит их на родину, наградив ружьями и порохом. Между ними установилось взаимопонимание, и по большей части фулахи его поддерживали. Однако Антони чувствовался, что в загадочной возне они не участвуют. Все, чего ему удалось добиться от Али-Бонго, это заверения, что дело это доброго магометанина не касается, и вмешиваться он не будет. Заверение нимало Антони не обнадежило. На десятую ночь он удалился в каюту готовый к чему угодно, кроме сна.

В продолжение ночи он вышел на палубу сменить дежурившего там Хуана. Заняв место своего слуги за мачтой, в тени, он прислонился и стал ждать. У штурвала никого не было. Воздух не колыхался. Руль, принайтовленный неделю назад, оставался в прежнем положении. Фосфорический отблеск на некотором удалении от корабля выдавал присутствие "верной подруги". В кубрике, похоже, спали. Некоторое время Антони думал, что он на шканцах один. В лунном свете он слышал, как с парусов капает роса. Потом он увидел голову и плечи Эль-Польо. Тот лежал в установленной на шканцах капитанской шлюпке, на ее кормовом сиденье, затылок его покоился на заимствованной у брата Франсуа подушке.

Сперва Антони подумал, что мальчик спит, но потом заметил, что веки его открыты. Потом они медленно сомкнулись. Выражение смуглого мальчишеского лица покорило Антони. Польо лежал, завороженно глядя на звезды через затянувшую веки пелену сладострастного восторга. Его тонкие прекрасные черты напоминали кувшинку, сорванную со стебля и увлекаемую потоком, увядающую в своем первом нежном цвету. Оцепенение длилось долго. Потом мальчик раскрыл рот, словно хотел что-то промычать. Но ни звука не сорвалось с его губ. Нижняя челюсть ослабла и отвисла. Когда живое выражение вернулось в его лицо, это было выражение крайнего ужаса. Он так долго лежал без движения, что стало ясно - он уже больше не боится.

Чего-то Антони не понимал. Руки лежали у мальчика под головой. Если бы не это, Антони давно прекратил бы безобразие. Однако вид погруженного в транс мечтателя удивил и захватил Антони. Другого объяснения он не видел. Лицо Польо держало его во власти очарования. Разглядывая его, он осознал глубокие и потому неведомые бездны в себе самом. Он сам был почти загипнотизирован. Поэтому, когда над планширем лодки внезапно возник капитан, Антони застыл. По спине его пробежал холодок.

Дон Рамон огляделся и, думая, что на палубе никого нет, вылез из лодки и крадучись двинулся в сторону бака. Когда он увидел наконец Антони, между ними оставалось всего несколько футов. Они глядели друг на друга в упор. Каждый внезапно понял, что другой думает об акуле. Вот почему капитан вскрикнул.

То ли те, кто задумал последовавшее сразу за этим, решили, что намерение их раскрыто и потому бросились на шканцы, то ли пронзительный голос оказался последней каплей, которого не выдержали расшатанные десятью днями штиля нервы, Антони так и не узнал. Матросы наверняка были наготове, возможно, даже подползали к шканцам в последние минуты. Не успел крик сорваться с капитанских губ, как человек десять матросов уже накинулись на дона Рамона. Антони еле успел соскользнуть в люк. Посреди трапа он остановился, вытащил пистолет и направил в квадрат лунного света над головой. Что бы ни случилось, он намеревался оборонять каюту. Но ни одна голова не появлялась в светлом квадрате. На палубе стоял адский шум.

Капитан визжал. Без сомнения, его собираются убить. В любом случае, он просит их чего-то не делать. Ладно, не вступаться же за этого человека, особенно после того, что Антони увидел. Дон Рамон визжал явно без всякого притворства. Вот кто умеет молить красноречиво. Вдруг Антони снова похолодел. Дон Рамон кричал, чтобы юношу не бросали за борт.

Антони закричал Хуану и бегом взбежал по трапу. Вопль невообразимого ужаса прокатился по палубе в ту самую минуту, когда его голова и плечи показались из люка. Остальное заняло секунды.