Герви Аллен - Антони Адверс, том 2

Кто-то вытащил Польо из лодки, за которую тот отчаянно цеплялся, и, ухватив поперек туловища, поднял высоко над головой. Ополоумевшая толпа лавиной ринулась на корму. На мгновение перед Антони мелькнули в лунном свете детские еще руки. Всплеск раздался в ту секунду, когда Антони кинулся на корму. Но его встретился возвратный людской поток. Антони упал, на него посыпались удары. Его пистолет выстрелил.

Но даже в свалке, пытаясь за кого-то схватиться, он услышал голос из воды. Нельзя было услышать этот вопль и не сойти с ума. Антони принялся колотить кого-то рукоятью пистолета, но тот вырвался и убежал.

Когда Антони встал на ноги, серая палуба зловещей маленькой шхуны была пуста. Он стоял в лунном свете совсем один. В руке он сжимал пучок черных петушьих перьев. И все.

Должно быть, ему привиделся страшный сон. Он скоро проснется. Да, конечно. Петушьи перья! Разумеется, это сон. Матросы не носят в голове перьев. Он рассмеялся и почувствовал боль в ребрах.

"У-у!" - сказал в самом его ухе безумный фальцет. Дон Рамон воздел руки над головой. "Бесполезно! - кричал он. - Все кончено!" - Его шатало, изо рта у него шла кровь.

Антони отошел и оперся о гакаборт. Бесконечное ртутное озеро расстилалось за кормой. Ничто не нарушало сияющую гладь. Акула исчезла. Антони что-то выкрикнул в ночь. Была это молитва или ругательство, он не знал.

На следующее утро легкий ветерок вновь погнал "Ариостатику" к Африке. К полудню они набрали неплохую скорость. Вечером с корабля увидели низкое побережье и всю ночь жгли лоцманский сигнал. Красное погребальное зарево дрожало над водой. Наконец такой же сигнал зажегся на берегу.

Всю ночь "Ариостатика" приближалась к земле и перед рассветом вынуждена была медленно лавировать у берега - до появления лоцмана ничего нельзя было предпринять. Черные водяные бугры, устремляясь к берегу, чередой проходили под днищем, и корабль снова и снова лениво взбирался на них. Раз "Ариостатику" приподняло на необычно большой волне, и спустя полчаса Антони показалось, что он слышит сокрушительный рев, с которым она разбилась о загадочный, спрятанный во тьме материк.

Солнце без предупреждения вынырнуло из плоских, дышащих испарениями джунглей, которые тянулись на восток, сколько хватало глаз. Пока Антони смотрел, растаяли висящие над равниной перистые облака. Нагреваясь, воздух становился все прозрачнее, и вот уже навстречу утру потянулись миллионы дымков, как если бы ночь погасила свои походные костры. Солнце жадным языком слизнуло влагу. Через час воздух сделался синевато-бел и дрожащ, как жар из печи.

Перед Антони лежала плоская, унылая и безгласная земля. Ни одна веселая песнь не взмывала навстречу солнцу из стоячего болота древесных крон на востоке, как взмывала она из дивных кубинских лесов. Слышался лишь один голос - голос Океана. Безмятежный снаружи, он неумолимо надвигался на цепочку островов, убегавшую к длинному, ровному горизонту, цепочку, за которой слепили глаза бесчисленные мили однообразных лагун. Словно подстерегая укрывшуюся за этой тонкой преградой добычу, море морщило сердитые губы у белых, как обглоданная кость, берегов, алчно облизываясь на лежащие дальше леса.

Хотя от "Ариостатики" до берега было несколько миль, голодное чавканье бурунов долетало до нее, словно предостерегающее ворчание Океана.

В бесконечном, по-видимости, барьерном рифе, который тянулся сейчас перед кораблем, можно было разглядеть лишь один просвет. Здесь, бесшумно выскальзывая из бескрайних лесов, впадала в море Рио-Понго. На этой огромной равнине река была лишь удобным руслом для приливов и отливов, ее собственное течение оставалось почти незаметным. Местоположение реки можно было угадать по резкой выщербине в сплошной стене леса и по просвету в барьерном рифе, где прерывалась полоса бурунов. Этот-то просвет, да синий купол мыса Пальмас, едва различимый на юге, составляли единственные отличительные приметы на всем берегу. Все остальное было ровным морем зеленой воды или еще более зеленой растительности.

Сольер указал Антони на устье реки.

- Вышли точно куда намечали, сеньор. - Он глуповато улыбнулся. - К полудню бросим якорь у фактории Гальего. Там-то вас, несомненно, встретят с распростертыми объятиями. - Он отошел к гакаборту и повернулся спиной. Антони был уверен, что помощник над ним смеется. Он глядел на открывающуюся перед ними реку без всякого энтузиазма. Будущее казалось непроницаемым, словно темные своды, из-под которых выползала Рио-Понго.

Вскоре после рассвета на воде заплясало черное пятнышко, которое через полтора часа превратилось в долгожданное лоцманское каноэ. Гребли два молодых негра в одних набедренных повязках, а на средней банке под соломенной шляпой корейских пропорций восседал лоцман в драном военном сюртуке и с трубкой из тыквы-горлянки.

Выбив это вместилище табака, он поднялся на борт и, к изумлению Антони, обратился к шканцам по-английски. Сольер, похоже, опешил. Видимо, он ждал кого-то другого.

Бесштанный дух глубин, одетый в списанный сюртук морского пехотинца с четырьмя пуговицами на заду, сообщил, что работает в фактории Томаса Ормонда, лучше известного на побережье под именем "Монго Том".

Сольер настойчиво пытал его на испанском и португальском, но лоцман только мотал головою, за что был в сердцах обруган на обоих языках, каковое приветствие его, человека свободного, оскорбило.

- Моя знает идти Бангаланг токо-токо, - заявил он наконец, обращаясь к Антони. Тот перепоручил его Али-Бонго. Вскоре договорились, что лоцман отведет шхуну к фактории Гальего.

Помощник поворчал и ушел вниз, очевидно - обсудить неожиданный поворот событий с капитаном, который после приключений вчерашней ночи еще не отваживался выползти на палубу.

Лоцман без лишних слов встал к штурвалу, оживленно беседуя с Али-Бонго на неведомом языке. Похоже, они знали друг друга прежде. Через некоторое время Антони смог включиться в разговор. Али-Бонго расхваливал лоцмана. Берак-Джоми, говорил он, настоящий воин, честный человек, друг.

Джоми очень гордился своим "английским". Он как-то ходил в рейс с английскими китобойцами. Поэтому-то Монго Том, англичанин, и взял его на работу. Джоми сообщил, что он не только лучший, но и единственный лоцман на реке. Невольничьих фактории на Рио-Понго всего две - Гальего и Монго Тома. Обе вблизи Бангаланга, деревни племени кру. Гальего обосновался чуть выше по течению от деревни, Монго Том - чуть ниже. Оба держали лоцманов, но...

- Галега лочман таперча не работать.

- Как так?

- Галега не платить. Галега никому не платить. Галега умирать дбе луны назад. Лихарадка! Галега сабсем умирать. Его жены уходить большой-большой лес. - Джоми ухмыльнулся.