Герви Аллен - Антони Адверс, том 2

К полуночи лишь оболочка брата Франсуа держала последнюю оборону. От нее дышало нестерпимым жаром. Потом из каждого отверстия тела хлынула зараженная жидкость - сперва водянистая, потом черная рвота, мутная дымящая моча в невероятных количествах, жидкий кровавый стул, слизистые струи из носа.

За всем этим не поспевали даже две верные сиделки. Они положили источник этих зловонных жидкостей на пол, на простыни, и время от времени меняли простыни и грязные выбрасывали за борт. Не последним испытанием этой ночи было то, что акула подплыла ближе и заглатывала одни омерзительный комок за другим. Испуганный до тошноты, Антони наблюдал неразборчивость природы.

Ему пришло в голову, что жизнь в акуле и в теле брата Франсуа - одна. Он точно знал, что самого брата Франсуа в каюте нет. Он не мог глядеть на комок живого вещества на грязном полу и называть его именем человека, которого знал. Что-то отлетело от этой плоти. Осталась жизнь телесной машины, которая продолжала функционировать. В теле на полу эта животная жизнь еле теплилась; в теле рыбы она была до жути мощна. Однако она была едина. Одна жизнь питала другую. Обоим телам был на пользу этот неописуемый обмен.

К утру тело на полу истощило запасы жидкости и обмякло. Стадия лихорадки миновала. Они влили в запекшиеся губы немного вина. Они завернули расслабленное тело в одеяло, потому что оно начинало холодеть, и положили обратно в постель. Больше они ничего сделать не могли. Кожа у тела разгладилась, стала сухая и желтая, глаза были закрыты. Они валились с ног от усталости, оба были близки к тошноте. Они опустились на стулья и уснули. Когда они проснулись в сырой теплоте каюты, брат Франсуа вернулся.

- Воды, друзья мои, - сказал он. - Я еще на некоторое время с вами.

Антони поглядел на него и заплакал. То, что заключало в себе брата Франсуа, казалось пергаментным фонарем с дрожащей свечой. Однако дни шли за днями, и свеча разгоралась ярче.

Антони и Хуану нелегко было поддерживать себя в эти дни. Если бы не Али-Бонго и не сундуки Чибо, они бы умерли с голоду. Али-Бонго, единственный, кто решался передать им что-нибудь в люк, приносил воду и временами теплую похлебку от кока. Из сундуков Чибо извлекалось вино, лакомства и кое-какая снедь, что, вероятно, и спасло брату Франсуа жизнь. Чибо не зря был модный бакалейщик. Антони, спускаясь в трюмный отсек под самой каютой, где стояли сундуки, и разбираясь в них, дивился, сколько же туда наложено разнообразных и полезных припасов.

В этом же темном трюме, пока монах выздоравливал, Антони начал встречаться с Али-Бонго. Темнокожий великан обожал маринованные огурцы до такой степени, что готов был ради них рисковать жизнью. Здесь, в пропитанной трюмной водой затхлости, при единственной свече, в темноте корабельных недр, где неясными ребрами выступали палубные бимсы и шпангоуты, Антони с темнокожим мусульманином обсуждали дальнейшую судьбу "Ариостатики" и через неделю пришли к определенному взаимопониманию.

Али-Бонго был натура простая, но сильная. В предложении Антони он увидел некоторые выгоды для себя и своих соплеменников, выгоды, которые они не сумеют заполучить, сохраняя верность мнимому капитану. Сделку скрепил окованный серебром пистолет, один из подаренных Чибо - он перекочевал из рук в руки, донельзя польстив дикарскому тщеславию Али-Бонго. Сеньор не такой, как другие, он понимает. Он не обращается с побывавшим в Мекке, как с рабом. Аллах свидетель, он скоро снова будет здесь за главного! Фулах спрятал пистолет в складки широкого кушака и, улыбаясь, вернулся на палубу. Единственный глаз, который приметил выпуклость у него на животе и сделал отсюда свои выводы, был одинокий глаз Полифема. Сия достойная личность рассудила, что в трюме под каютой можно позаимствовать кое-что ценное.

Шканцы были несколько опечалены, чтобы не сказать обескуражены новым поворотом событий. Не только Антони и Хуан раздумали облагодетельствовать их своей смертью, но и брат Франсуа неуклонно поправляется. Он и двое его сиделок теперь выходили на палубу вместе. Первое их появление вызвало гневное возмущение капитана и помощника. Команда с интересом поглядывала с безопасного расстояния и не преминула заметить, что, несмотря на все вопли капитана, Антони настоял на своем. Капитан воззвал к стоящему у штурвала Али-Бонго, но обнаружил, что темнокожий великан сугубо нейтрален. После этого брата Франсуа ежедневно выносили наверх и ставили ему мягкое кресло на корме. Антони и Хуан ходили, куда хотели, хотя капитан и помощник, не унявшие своей санитарной истерии, постоянно напоминали им держаться подветренной стороны.

Была эта истерия искренней или напускной, Антони до поры до времени разобраться не мог. Явно и капитан и помощник опасались желтой лихорадки. Но вскоре стало очевидно: болезнью брата Франсуа воспользовались как предлогом изолировать незваных гостей в целях отнюдь не медицинских. Кубрик, само собой, желал свободы. Причину же, по которой капитан держался с обитателями каюты, как с зачумленными, странным образом открыли звезды.

Антони теперь мог выходить на палубу и проводить свои наблюдения. Ему тут же стало ясно, что положение корабля, отмеченное Сольером на карте, не соответствует действительности. По Сольеру "Ариостатика" была примерно в ста лигах от побережья Сьерра-Леоне на широте Фритауна. Антони, проверив долготу по наблюдениям луны, получил координаты 20о северной широты, 30о западной долготы. Следующие день-два окончательно убедили его, что корабль направляется к островам Зеленого Мыса.

Без сомнения, дон Рамон собирался зайти в Праю, поднять сигнал бедствия и сдать выздоравливающих портовому начальству. В Прае наверняка есть лазарет. Кто будут эти "выздоравливающие", Антони не сомневался. Возможно, шхуне придется пробыть на рейде несколько дней, зато дон Рамон избавится от нежеланных пассажиров. Португальцы не станут вникать в испанские бумаги Антони. Все его радужные надежды окажутся похоронены в чумном бараке при какой-нибудь грязной тюрьме или унылом монастыре. Действовать надо немедленно.

Заручившись поддержкой Али-Бонго и его соплеменников, чьи ожидания, сойди Антони с корабля на островах Зеленого Мыса, оказались бы обмануты, он на следующий день приблизился к капитану настолько, насколько подпустил его этот нервный господин. Дон Рамон и Сольер по обыкновению играли в карты. Пошумев, они согласились отвлечься от игры и выслушать. Тут-то Антони и сообщил им о досадном расхождении между истинным положением корабля и картой.

У Антони было время изучить капитана. Он пришел к выводу, что почти в любой ситуации дон Рамон предпочтет путь, требующий от него наименьших усилий. Это вытекало из его трусости и вялости. Раз его военная хитрость разгадана, он просто попытается придумать другую. "Что угодно, лишь бы не выяснять отношения" мог быть девиз капитана. Понимая это, Антони заранее подготовил ему легкий путь к отступлению.