Герви Аллен - Антони Адверс, том 2

Он подошел, положил руки Антони на плечи, заглянул в лицо.

- Когда-то я смотрел на тебя сверху. Помнишь?

Антони чувствовал, как невесомы старческие руки. Жалость сжала ему горло. Женщина запела каденцию. Антони внезапно смутился.

- У меня к вам письмо от мистера Бонифедера, - сказал он неловко.

Отец Ксавье рассмеялся.

- Рекомендации, я полагаю. "Любое содействие, оказанное вами сему достойному и многообещающему молодому джентльмену, будет воспринято как личная услуга вашему покорному слуге...", а? Итак, мы в официальных взрослых отношениях. Идем, сынок. Я приму тебя, как, я уверен, ты того заслуживаешь, с письмом или без письма.

Он взял Антони под руку и повел через двор к маленькой зарешеченной двери, такой узкой, что большая колонна совершенно ее заслоняла. Взяв из ниши оставленную там свечу и загородив ее ладонью от ветра, старик начал подниматься по длинной узкой лестнице.

Дом ветвился, как дерево. Тысячи закрытых дверей таинственно вырисовывались в сотне ведущих в никуда коридоров. Антони не мог отделаться от ощущения, что уже бывал здесь. Ему не верилось, что священник сумеет отыскать свою комнату. Тишина давила, но, чем выше они поднимались, тем менее враждебным становился дом. Теперь стало понятно: он не умер, но спит. Люди еще вернутся сюда и будут счастливы. Здесь не как в саду. В доме было тепло и сухо, пыльно.

Оба бессознательно сбились на прежний шаг, как будто прогуливались по коридорам монастыря. Отец Ксавье ступал медленнее, словно рядом ребенок, шаги Антони стали короче и чаще. Антони не заметил этого, но заметил священник. В трепещущем свете свечи расширенные синие вены на руках отца Ксавье выпирали узлами. Мягкий фарфоровый свет проникал через тонкие пальцы и освещал лицо, словно оно лучилось изнутри.

Они шли по бесконечным коридорам, поднимались по колодцам лестничных пролетов, и казалось - отец Ксавье никак не связан с этим домом, со всем, что в нем, с осыпавшимися фресками, которые возникают в свете свечи обрывками ласковых сновидений и тут же исчезают. Он один держал в руке свечу, которая освещала причудливые сцены природы и творения рук человеческих, он вызывал их из мрака и возвращал во мрак. Оставалось лишь его лицо, светящееся как бы изнутри. Антони гадал, что бы значило это впечатление.

Они остановились перед дверью, по внешности точно такой же, как сотни других, мимо которых они прошли, но ее-то отец Ксавье без колебаний открыл железным ключом.

Дверь открывалась в небольшую чердачную комнатку. Через слуховое окно лился лунный свет и заглядывали несколько тусклых звездочек. Несмотря на полумрак, Антони сразу почувствовал себя уютно. Отец Ксавье показал ему на стул и зажег еще несколько свечей. Антони увидел, что сидит на том самом стуле с бахромой, который так занимал его в детстве. Интересно, через сколько передряг прошел этот стул, прежде чем попасть сюда?

Удивительное дело - стоило запереть дверь, и самые воспоминания о запутанном лабиринте под ними и вокруг улетучились. Они оказались в удобно обставленном светящемся пузыре, который висел в пространстве, равно защищенный и независимый от внешнего мира. Хворост, на котором священник готовил себе ужин, еще дотлевал, и в комнате было слишком жарко. Отец Ксавье пошире распахнул окно, и сразу со двора донеслись звуки арфы.

Священник выразительно покрутил пальцем у виска.

- Сочиняет оперу, которая никогда не будет исполнена, - сказал он. - Пожилая родственница Бриньолей, они сдали ей привратницкую на десять лет. Иногда ее музыка немного утомляет. Давай закроем окно. Что ты сказал?

Он закрыл ставни и плеснул на угли воды. Когда шипение стихло, он оперся на каминную полку и посмотрел на Антони.

- Помнишь комнату в моем старом доме?

- Сейчас мне кажется, что я никогда и не покидал ее, отче.

- А это твои книги, те, что с картинками. - Отец Ксавье с улыбкой погладил кожаные корешки, не поворачиваясь к ним. - Ведь с них начался твой мир, разве не так? Ах, что ни говори, в монастыре было хорошо. Мы и не знали этого тогда. А теперь, только подумай, прошло десять лет, о которых предстоит друг другу рассказать. Да на это и жизни не хватило бы! Тебе так не кажется, Антони?

- Да, я помню дни, о которых пришлось бы рассказывать десять лет. Думаю, отче, сколько бы я ни прожил, я так и не узнаю, что на самом деле происходило в некоторые из них. А сейчас я гляжу на вас, и мне кажется, что они мне приснились. Я готов поверить, что не арфа там внизу звучит, а плещет под платаном наш старый фонтан. Это журчание часто вспоминается мне по ночам. Я его слышу.

- Значит, и с тобой так? Да, мы часто возвращаемся ночью к себе, или к тому, чем мы были. Расскажи мне о себе, сынок. Как давно мы с тобой не говорили по душам! Ну, давай.

Он взял с каминной полки длинную трубку.

- Куришь? Нет? Я вот курю. Это та маленькая плотская слабость, которой я все же поддался. - Он начал рыться в разных неожиданных местах, ища вторую трубку, привлекая внимание гостя то к одному, то к другому предмету и не давая ему шанса заговорить. - К табаку надо привыкнуть, и только тогда начинаешь им наслаждаться. Вот попробуй. Для начала затянись раз или два. Настоящий виргинский, слабый и очень ароматный. Давно у меня. Я держу его в горшочке с влажной губкой.

Он быстро поднял трубку и поднес горящий трут. Антони почувствовал во рту чубук и вдохнул ароматный дым раньше, чем успел что-либо толком сообразить.

- Я все-таки немного замерз, - сказал отец Ксавье, с сожалением глядя на камин. - Подожди секундочку, я оденусь теплее. - Голос его доносился из крохотной спальни. - Видишь, как я тут роскошествую, - добавил он, невидимо для Антони надевая под сутану епитрахиль.

Антони еще несколько раз затянулся. Ему понравилось, но больше не хотелось. Он немного плыл и не вполне ощущал пол под ногами. Это было не головокружение, скорее воспарение. Ничто больше не связывало его с окружающим миром - только голос отца Ксавье. Ничего не осталось - лишь этот голос и он сам.

- Ну, расскажи о себе, как обещал, - сказал отец Ксавье, выходя из спальни и садясь напротив с видом человека, готового выслушать захватывающую историю. Он плотнее запахнул сутану на груди. - Расскажи мне все. Что было в тот день, когда я привел тебя к мистеру Бонифедеру? У тебя ведь произошла стычка с козой? Мне припоминается что-то в этом роде.

- Ах да, коза! - Антони начал, и, не осознавая того, приступил к рассказу, который медленно, но верно стал разворачиваться в подробнейшее жизнеописание со дня, когда он покинул монастырь. Люди, дом, книги, спокойный и снисходительный мистер Бонифедер, Туссен, Вера и Анжела столпились в маленькой комнатке под крышей виллы Бриньоле перед отцом Ксавье, который сидел напротив, двумя пальцами придерживая на груди широкую сутану. От этих-то пальцев Антони, сам не зная почему, в продолжении всего рассказа не мог оторвать глаз.