Александр Дюма - Исповедь маркизы

Прежде всего я хочу воспроизвести здесь портрет этой барышни, принадлежащий перу председателя Эно (меня могли бы обвинить в пристрастном отношении к ней, если бы я написала этот портрет сама); затем я расскажу историю ее рождения и первых лет жизни, вплоть до того времени, когда она оказалась в доме моего брата, где я встретила ее на свою беду. Вот портрет, который набросал председатель Эно в одном из адресованных мне писем, где он обращался к этой особе:

« Мадемуазель, мне хочется сказать Вам, кем я вас считаю; те, кто полагает, что Вы всего лишь прихлебательница, Вас не понимают; Вы — космополит и вписываетесь в любые обстоятельства. Вам нравится свет, но Вы любите одиночество; развлечения Вас забавляют, но отнюдь не прельщают. Ваше сердце нелегко заполучить. Ему нужны сильные чувства, и это к лучшему, ибо подобные чувства возникают не часто. Природа, наделив Вас заурядным положением, наградила Вас тем, благодаря чему это положение можно изменить. У Вас благородная, возвышенная душа, и Вы никогда не затеряетесь в толпе. Так же обстоит дело и с Вашей внешностью: она замечательна, и Вы привлекаете внимание, не будучи красивой. В Вас есть нечто задевающее внимание; чтобы вскружить Вам голову, понадобилось бы упорство, но вряд ли у кого-нибудь это получилось бы. Следует дождаться, когда Вы придете сами, ибо принудить Вас к этому невозможно. Ваше кокетство неистребимо; Вы склонны к мечтательности, как и владычица нашего сердца; но в области искусств вы знаете толк лишь в музыке — в этом Ваше отличие; притом Вы обладаете двумя несочетаемыми качествами: Вы кротки и сильны; живость Вас красит и расслабляет Ваши слишком напряженные нервы. Вы держите свое мнение при себе и позволяете другим поступать так же; Вы видите все с высоты птичьего полета; Вы чрезвычайно учтивы и хорошо разгадали свет; сколько Вас ни переселяй, Вы приживетесь повсюду; в Мадриде Вы смотрели бы на все происходящее сквозь призму ревности; в Лондоне повязывали бы шейный платок наискось, а в Константинополе уверяли бы турецкого султана, что ваши ноги никогда не ступали на мостовую; что касается Италии, я не советовал бы Вам туда ехать, разве лишь для того, чтобы завлечь там какого-нибудь отца Церкви. Короче, Вы не такая как все; и, чтобы покончить с этим одним ударом ремня, на манер Арлекина, я скажу, что Вы мне очень нравитесь».

Следует признать, что во всем этом была доля истины, не считая личного интереса человека, предложившего мадемуазель де Леспинас выйти за него замуж, когда она меня покинула.

А теперь вот история этой барышни и ее родителей. Однако все это заслуживает того, чтобы вначале немного отдохнуть.

Мадемуазель де Леспинас была внебрачная дочь госпожи маркизы д’Альбон, на законной дочери которой женился мой брат.

Следовательно, она была сводной сестрой моей невестки.

Госпожа маркиза д’Альбон жила в Лионе; она была тогда очень молодой и очень красивой, одной из самых высокопоставленных и приятных женщин в провинции. Эта особа не любила своего мужа и даже питала к нему своего рода неприязнь, которую ей удалось превозмочь с огромным трудом: она была вынуждена сделать это из благодарности к нему после всего того, что происходило после рождения ее дочери.

Моя невестка г-жа де Виши уже появилась на свет, когда ее мать отправилась в Париж, чтобы встретиться там с некоторыми своими родственниками, бывавшими при дворе. Маркиза оказалась там в весьма благородном обществе, повеселилась вдоволь и не упустила из вида ничего интересного.

Дело было как раз в ту пору, когда на могиле господина дьякона Париса на Сен-Медарском кладбище происходили чудеса; маркиза вознамерилась наведаться туда с двумя-тремя подругами и несколькими кавалерами; в этом месте женщинам нельзя было появляться без сопровождения, но прежде всего там следовало сохранять серьезный вид, ибо тот, кто смеялся над конвульсионерами, мог быть почти уверен, что он не уйдет оттуда целым и невредимым.

Переодетые гризетками и приказчиками, они весело, радостно двинулись в путь, предвкушая немалое удовольствие от предстоящей прогулки. Госпожа д’Альбон выглядела очаровательной в своем наряде. Изысканная прелесть маркизы была способна вскружить голову любому, кто видел ее в эту минуту.

Придя на могилу преподобного дьякона, они увидели членов религиозного братства, благоговейно стоявших на коленях вокруг старой женщины, которая с удивительной легкостью совершала прыжки, лежа на спине. То было подлинное чудо: она касалась земли лишь для новых скачков, словно под ней была упругая доска акробата.

Сен-Медарское кладбище было местом, где завязывалось больше всего романов в Париже, ибо эти святоши обладали весьма пылким воображением и крайне чувственной плотью. Поэтому молодые вельможи то и дело переодевались и ходили сюда попытать счастья.

Как раз в тот день несколько таких господ высматривали там себе добычу и не преминули заметить прекрасную д’Альбон, которая с елейным видом стояла, подобно всем, на коленях, стараясь не рассмеяться.

Мужчины стали указывать на красотку и подбивать друг друга подступиться к ней. Герцог де Ришелье, главарь этой оголтелой шайки, заявил, что у женщины слишком белые руки для одной из дочерей преподобного Париса, которые никогда их не моют.

— Я знаю в этом толк: я не раз встречал преподобного отца у моей мачехи, которую он пытался обратить в свою веру; она не допускала его к себе прежде, чем он не совершал омовение. Возможно, перед нами переодетая дама, здесь таких много. Все это похоже на бал-маскарад.

— Подумайте хорошенько над тем, что вы затеяли, господа, — сказал один из них.

— Полноте! Этим дамам очень нравится, когда с ними обращаются непочтительно.

Так, слово за слово, бездельники подошли к маркизе, которая их видела и не понимала, чего они от нее хотят. Она не подозревала о том, что это ряженые, хотя и подумала, что эти молодые крепко сбитые лавочники имеют очень благородный вид и одежда на них из весьма дорогих тканей.

У одного из них, красивого молодого парня, был вполне простодушный и чистосердечный вид, и г-жад’Альбон не могла не отметить его обходительность; он встал на колени рядом с ней и завел разговор, начав его с хвалы преподобному Парису.

Маркиза отвечала ради забавы. Молодой человек продолжал молиться и вести с ней разговор.

— И кто же вы? — спросил он.

— Штопальщица, сударь, — ответила незнакомка. — А вы, сударь?

— Кондитер, мадемуазель.

— О! Славное занятие! Можно целый день есть конфеты.

— Вы любите конфеты, мадемуазель?

— Вы еще спрашиваете, сударь!

— А если бы я посмел вас угостить, мадемуазель?