Александр Дюма - Исповедь маркизы

Я уже немного рассказывала о смерти председателя Эно и вот вновь наткнулась на длинную запись в своем тогдашнем дневнике, в которой перечисляются мои обиды на этого человека и говорится, что утрата его почти не вызывает у меня сожаления; он очень меня любил, а затем разлюбил и переметнулся на сторону барышни Леспинас и к тому же решил на ней жениться; я так и не смогла ему этого простить, хотя никогда не жаловалась и нас всегда считали наилучшими друзьями.

Эно был законченным эгоистом и доказал это, ничего не оставив по завещанию никому из своих приятелей; он нас даже не упомянул. Такое было невероятно для тех, кто не знал председателя так, как знали его мы; что касается меня, то я этому не удивилась.

В ту пору Руссо жил в Париже, где он играл всего-навсего роль марионетки Николе; с ним знались лишь ничтожнейшие из философов, причем самого низкого происхождения. Принц де Люин, добрый молодой человек, предложил ему пристанище, которым тот пренебрег, подобно тому как он пренебрегал в Париже всеми своими знатными друзьями. Он отказывался встречаться с дамами де Буффлер, маршальшей де Люксембург и прочими особами, которые были настолько глупы, что упорно добивались его расположения. Это было на него похоже.

Я упоминаю обо всем этом, чтобы подойти к событию, которое не берусь объяснить и которое имело место вследствие стечения нескольких обстоятельств: кончины председателя Эно, пребывания в Париже Руссо, а также приезда сюда шведского короля Густава III, ныне царствующего монарха, недавно сменившего на престоле своего отца, о смерти которого он узнал здесь же.

Этот государь необычайно умен, любезен и держится просто, с чувством собственного достоинства.

Он оказал мне честь, пригласив отужинать (я была знакома с его послом, г-ном Крейцем).

На этом ужине у его величества короля Швеции нас собралось немного: две герцогини д’Эгийон, граф Крейц, г-н де Сестен, младший брат короля и его воспитатель — вот и все.

Присутствующие долго обсуждали кончину госпожи Бриллиант, кошки маршальши де Люксембург (кошка прожила пятнадцать лет, и хозяйка очень ее любила). Все друзья скорбели вместе с герцогиней, воспринявшей это событие близко к сердцу и принимавшей соболезнования, словно по поводу смерти какого-нибудь родственника; пожалуй, она проливала бы меньше слез о некоторых своих близких, даже, возможно, о муже своей внучки герцоге де Лозене, весьма нелюбимом ею.

Маршальша была суеверна и боялась пятницы; госпожа Бриллиант умерла в пятницу; все несчастья происходили с бедной герцогиней в этот день и последнее — тоже. На это все обратили внимание.

— Ах! — воскликнула вдовствующая г-жа д’Эгийон. — Потерять госпожу Бриллиант и быть отвергнутой Руссо, который наотрез отказывается встречаться с бедняжкой и переписывает ноты на чердаке: слишком много несчастий одновременно! Герцогиня подозревает, что ее сглазила одна колдунья; славная маршальша верит в колдуний и злополучие пятниц.

— А вы в это не верите, сударыня? — с полнейшей серьезностью спросил король.

— В подобное нет, государь.

— А вы, сударыня? — обратился он ко мне.

— И я тоже, государь.

— Эти дамы — вольнодумки, — заметил г-н Крейц, — ныне во Франции нельзя быть другими.

— Между тем я столкнулся во Франции с необычайно странным чародеем и теперь верю в колдовство; к несчастью, я в него верю.

— К несчастью, государь? Я полагаю, что верить во что-либо — великое счастье. Где вам удалось откопать колдуна на мостовых большого города?

— Желаете его увидеть, сударыня?

— Охотно.

— Я тоже!

— Я тоже!

Все разделяли это желание.

— Нет ничего проще. Господин Шеффер, прикажите запрячь лошадей в карету и немедленно поезжайте за этим человеком. Говорят, он вызывает мертвых.

— Я хочу, чтобы колдун помог нам поговорить с госпожой Бриллиант, — сказала молодая герцогиня. — Таким образом мы бы узнали, есть ли у животных душа.

Все довольно долго, с величайшим удовольствием пустословили на эту тему — я не могу назвать такой разговор беседой, — и вот, наконец, явился чародей. Это был довольно пожилой человек, причем, очевидно, он был гораздо старше, чем выглядел; с седыми волосами и очень длинной бородой, доходившей ему до середины груди; я думаю, что эта борода была накладной, и он надевал ее исключительно на время своих гаданий. Старик степенно поздоровался со всеми, довольно высокомерно впрочем, даже с королем, который подошел к нему с учтивыми словами.

— Что угодно от меня вашему величеству? — спросил чародей.

— Я наслышан о вас, сударь, и собирался отправиться к вам завтра, чтобы попросить приподнять завесу над моим будущим; эти дамы пожелали присутствовать на нашем сеансе и принять в нем участие, поэтому я послал за вами, быть может, в неурочный час.

— Все часы для меня хороши, государь: я никогда не сплю, и ночь, напротив, благоприятное время для гаданий. Я весь к услугам вашего величества, хотя, признаться, предпочел бы избежать ваших вопросов.

— Почему?

— Я уже составил предсказание судьбы вашего величества.

— О! И это предсказание сулит несчастье?

Колдун не ответил.

— Ничего не бойтесь, сударь, я уже предупрежден. Одна портовая колдунья в Стокгольме предсказала мне насильственную смерть. По ее словам, меня убьют во время праздника. Это совпадает с вашим предсказанием?

— Да, государь, вас застрелят из пистолета.

Никто не проронил ни звука: мы все оцепенели от страха. Это совпадение было столь необычным! Как бы вы ни старались не верить, такое всегда поражает. В этом и состоит секрет могущества астрологов и вещунов. Они всегда пугают нас призраками и опасностями.

— Что ж, — весело продолжал король, — должно быть, это любопытно; что требуется для ваших опытов?

— Не желает ли ваше величество сначала обратиться с вопросом к картам?

— Конечно; давайте обратимся к чему угодно, что может дать ответ.

— Это заведет вас далеко, государь! — надменно отвечал колдун.

— Итак, заглянем в карты. Правда ли, что вы устанавливаете сношения живых с мертвыми?

— Да, государь, если у живых хватает на это духу.

— За этим дело не станет; будьте столь же уверены в себе, как и я.

Слуги принесли большой стол; вещун, чье имя я забыла (он был другом графа де Сен-Жермена, которого я часто встречала у господ де Шуазёль), достал из своей сумки необычные карты, очень широкие и очень длинные, с весьма любопытными изображениями, нарисованными от руки. Рядом кудесник поставил полый стеклянный шар, открытый сверху, нечто вроде бокала без ножки, и налил в него из маленькой бутылки какую-то бурую жидкость.

Кроме того, он достал из своего адского короба нечто вроде деревца из эмали, воткнутого в землю, с цветами в виде бутонов и распустившимися листьями; оно было сделано с удивительным мастерством. Фаянсовый сундучок, в котором хранился этот кустик, был изготовлен в незапамятные времена.