Александр Дюма - Исповедь маркизы

Право, если бы госпожа Дюнуайе была жива, ей пришлось бы часто раскаиваться из-за того, что она лишила дочь такого видного жениха.

Итак, мы выслушали рассказ Вольтера, и нам показалось, что время пролетело быстро. Мы уже собирались разойтись, как вдруг створки двери павильона распахнулись и один из придверников объявил:

— Его королевское высочество, монсеньер регент.

Госпожа де Парабер порывисто вскочила, словно ее ужалила змея. Вольтер и д’Аржанталь стояли позади, низко кланяясь и не зная толком, как себя повести. Я оставалась на своем месте, полагая, что мне лучше держаться в стороне от того, чему суждено было здесь произойти. Регент заметил, какое смятение вызвало его появление, и спросил:

— Вероятно, я вас побеспокоил?

— Вероятно, сударь, — надменно ответила г-жа де Парабер, — по крайней мере, вас здесь не ждали.

— А вас, сударыня, — продолжал принц, повернувшись ко мне, — вас я тоже побеспокоил?

— Нисколько, монсеньер, мы слушали господина де Вольтера.

— Что ж, нельзя ли мне тоже его послушать?

— Господин де Вольтер собирался уходить, как и господин д’Аржанталь, а мы…

— Это не помеха! Я их не удерживаю, — ответил принц, чрезвычайно любезно улыбаясь им в знак прощания.

Гости не заставили его повторять это дважды, снова поклонились и удалились.

Госпожа де Парабер смотрела им вслед, пока они не скрылись из вида, а затем медленно и грациозно повернулась к принцу и осведомилась у него, зачем он пожаловал к ней в столь поздний час.

Этот вопрос слегка озадачил регента, и он попытался обратить все в шутку:

— Зачем я пожаловал, сударыня? Да затем же, зачем приезжал сюда столько раз на протяжении многих лет: отужинать и побеседовать с вами, если вы не возражаете.

— Мы уже отужинали, монсеньер; если угодно, вам сейчас подадут угощение; что же касается разговоров, я к ним не расположена, и меня заменит госпожа Дю Денафф.

— Боже мой, маркиза, какая перемена! Как! Вы уже отужинали, так рано? Как! Вы отказываетесь говорить, причем с Филиппом Орлеанским?

— С Филиппом Орлеанским более, чем с кем бы то ни было, монсеньер.

— Почему же?

— Если ваше высочество лишились памяти, то я еще ничего не забыла.

— Обида? Полноте, маркиза, это нехорошо. Мы все-таки старые друзья, хотя и перестали быть друг для друга чем-то большим.

— Мы уже ничего не значим друг для друга, сударь.

— Неужели?

— Вы должны это понимать. Дружба сочетается с уважением, дружба немыслима без уважения, а я вас не уважаю и, стало быть, не могу быть вашей подругой.

Регент покраснел и снова растерялся.

— Подобные вещи не говорят при свидетелях, сударыня.

— Госпожа дю Деффан была здесь, когда я сказала вам это впервые, сударь; к тому же я не боюсь свидетелей и сказала бы вам это перед целым светом.

— В таком случае, сударыня, считайте, что меня тут не было, и позвольте мне, не задерживаясь более, вернуться в Пале-Рояль.

— Как вам угодно, монсеньер. Я имела честь встретить ваше высочество и буду иметь честь проводить, как велит мне долг.

Принц рассмеялся:

— Ну-ну, превосходная шутка! Вы великолепны в гневе, но мы так просто не расстанемся.

— Прошу прощения, монсеньер, но мы расстанемся.

— Значит, решено?

— Решено бесповоротно.

— Что ж, прощайте, сударыня.

— Прощайте, монсеньер.

— Мне придется уехать одному? Вы даже не соизволите провести со мной несколько часов из жалости ко мне, из сострадания? Мне грустно, вокруг множество неразрешимых проблем, и сегодня вечером рядом не будет ни одного друга, чтобы меня утешить.

— У вас сотни друзей, сударь, только позовите их. Позовите ваших любовниц: госпожу де Сабран, госпожу де Тансен, госпожу де Фаларис и многих других, чьи имена не приходят мне на память: я забыла этот длинный перечень.

Мне хотелось последовать примеру Вольтера и д’Аржанталя, и я решила попытаться молча уйти. Я тихо встала, полагая, что на меня не обратят внимания, и осторожно проскользнула к двери.

Однако г-жа де Парабер следила за мной; она вскрикнула, удерживая меня:

— Куда это вы собрались?

— Я поеду домой, — смущенно ответила я, — мне кажется, что уже пора.

— Прошу вас, подождите еще минутку.

— Поскольку меня прогоняют, сударыня, я предлагаю вам место в своей карете; в такое время вас никто не увидит, и вы окажете мне подлинную услугу, коль скоро не позволите вернуться домой в полном одиночестве.

— Вы хотите увезти маркизу в Пале-Рояль?

— Почему бы и нет, если ее это устраивает?

— Я не стану возражать.

— Правда?

— О! Истинная правда.

— Подождите, монсеньер! — воскликнула я. — Похоже, мной распоряжаются без моего ведома; речь идет не о разрешении госпожи де Парабер, а о моем согласии.

— Любезная подруга, вам не мешало бы туда поехать, чтобы набраться опыта, но не возвращайтесь туда завтра. С господином регентом хорошо встречаться ровно один раз: в таком случае вы сохраните о нем приятное воспоминание.

— Вы оказываете честь моей особе, сударыня; позвольте госпоже дю Дюффан составить свое собственное мнение обо мне.

— Я ей в этом не препятствую, напротив; однако держу пари, что она откажется. Это умная женщина, монсеньер.

— Стало быть, по вашему мнению, я глупец, сударыня?

— Я этого не говорю, но вы же видите, что она молчит.

— Значит, молчание — свидетельство ума?

— Молчание некоторых людей красноречиво, и вам стоит поберечься: маркиза из их числа.

— Вы ничего на это не ответите, сударыня? Неужели вы будете столь же беспощадны, как госпожа де Парабер? Было бы справедливо меня защитить.

— Монсеньер, с меня вполне довольно защищаться самой.

— Осторожно, моя дорогая! Это равносильно признанию в страхе.

— В страхе! Страхе перед чем, сударыня?

— Монсеньер, вместо такого нелепого вопроса вам следовало бы уловить смысл этих слов на лету.

— Полноте, маркиза, вы смеетесь надо мной и желаете приписать мне то, чего у меня и в мыслях нет.

— Моя королева, шутки в сторону, послушайте меня. Вы одна, свободны и недавно приехали в Париж; у вас глупый муж, которого мы отправили на край света, чтобы избавить от него и вас и себя. Вы умнее любой из нас; воспользуйтесь случаем и сделайте то, чего не удалось ни одной из нас: поезжайте с этим славным принцем, которому сегодня вечером скучно, побудьте с ним два часа и смотрите на него не иначе как на собеседника; покажите ему, кто вы такая, что собой представляет такая достойная особа, как вы, которая ни о чем не просит его высочество и не желает ничего даровать ему. Это внесет и в вашу, и в его жизнь разнообразие. Будь я на вашем месте, я бы не раздумывала, уверяю вас. Вы добьетесь от Филиппа Орлеанского того, чего ни одна женщина так и не смогла добиться.