Александр Дюма - Исповедь маркизы

— Я недостойна встречаться со Спасителем.

Самые сведущие заявили, что, очевидно, несчастную раздирают страшные противоречия, что она скорбит о мирской жизни, и нельзя усиливать ее мучения.

Что касается аббата Флёре, который почти не видел больше свою любимицу, его жизнь поблекла, и он умирал от желания узнать причину тоски юной монахини.

Однажды утром девушка молилась в часовне, посвященной Богоматери и стоявшей на краю парка; священник подошел к ней; увидев его, она вздрогнула и опустила голову.

— Сестра, — сказал он, — я не хочу вам мешать, но вы нуждаетесь во мне, я в этом уверен и потому пришел.

Александрина встала и, немного подумав, заверила аббата, что она превосходно себя чувствует и не нуждается ни в ком и ни в чем, за исключением Божьей защиты и всеобщих молитв.

— Я несовершенна, — прибавила она, — вы знаете это лучше, чем кто-либо, отец мой; мне уже все постыло, и я не могу ходить к причастию, где мне, можно сказать, отказано в благодати; стало быть, остается смириться и молчать.

— Конечно, вам следует смириться, но вы не должны молчать; напротив, вы должны говорить со мной, своим духовным пастырем, призванным указать вам путь в гавань спасения души. Вы страдаете, вы одержимы некими дурными мыслями, вы бежите от Бога, вместо того чтобы броситься в его объятия; я принес вам его слово, я вселю в вас бодрость; расскажите мне все и выслушайте меня.

Александрина долго упрямилась; она то начинала говорить, то замолкала, и это продолжалось долго.

— Я никогда не смогу это сделать! — вскричала она наконец.

— Мужайтесь, — сказал ей бедный священник, обуреваемый религиозным рвением и неведомым чувством, которое владело им вопреки его воле, — все зависит только от вашего желания.

— Я не могу и ничего вам не скажу, отец мой, но надо положить этому конец, иначе я умру, и умру грешницей; я вам напишу.

— Скоро?

— Сегодня же вечером, обещаю, а теперь оставьте меня, умоляю, дайте мне собраться с мыслями.

Добрый аббат согласился; он добился многого и был счастлив.

Вечером Александрина нигде не показывалась: она сидела в своей келье либо оставалась в часовне, получив на это разрешение. Те из монахинь, которым довелось увидеть несчастную, сокрушались из-за ее бледности и утверждали, что она явно больна.

Настоятельница навестила девушку, чтобы справиться о ее здоровье. Аббатиса увидела, что та что-то пишет, и попросила показать ей письмо, ибо она имела на это право.

— Я пишу своему духовнику, — отвечала монахиня. Больше никаких вопросов не последовало, и послание было дописано. У меня сохранилась копия, и вы сейчас его прочтете. Благодаря этому вы хорошо узнаете графиню Александрину, особенно из небольшой приписки в конце письма; она адресована ее племяннику Пон-де-Велю, попросившему дать ему эту копию.

Госпожа де Тансен не отрекалась от своих бесчестных поступков, когда это не могло ей повредить; в этом отношении она не щадила себя и не старалась ничего утаить. Эта особа почти не придавала значения общественному мнению; она не соглашалась только, чтобы ее считали бестолковой. Она позволяла чернить в ней все, за исключением ума.

Вот это письмо:

«Вы желаете знать, что меня волнует и терзает, преподобный отец, и я обязана Вам это сказать; я должна сделать мучительное и горькое признание — признание, которое меня убьет, но которое все же невозможно больше от Вас скрывать. Без Вас и Небесного заступничества мне остается только умереть, ибо я недостойна жить. Бог и Вы — моя единственная надежда. Увы! Я страшная грешница, презренное создание; не знаю, как раскрыть перед Вами свою душу и поведать о том, какое преступное чувство властвует над моей жизнью вопреки моей воле, невзирая на все мои усилия преодолеть его.

Я прибегала ко всевозможным средствам, чтобы излечиться, за исключением одного: именно об этом я Вас прошу, именно это Вы можете мне даровать. Это крайнее средство, это самое заветное мое желание, и Вы не откажетесь его выполнить.

Я не создана для монашеской жизни, отец мой, и всем это известно; Вы часто слышали от меня признания в душевных терзаниях и унынии, в том, что мне довелось изведать с тех пор, как родительская воля обрекла меня на затворничество. Я просила, умоляла и заклинала мать, стоя перед ней на коленях, но она осталась глуха к моим мольбам.

Родители приказали, я подчинилась и произнесла монашеский обет. С тех пор одна навязчивая мысль владеет моим умом, единственное чувство царит в моем сердце; родители изгнали меня из своего дома, чтобы я пребывала в лоне Господа. Я не люблю больше родителей, и не Богу отдано мое сердце.

Я люблю мужчину, но не должна любить его, ибо он не свободен, ибо мы оба принадлежим обители, ибо, любя его, я совершаю кощунство.

Я тщетно плачу, страдаю и чахну: эта любовь сильнее моей стойкости, сильнее моей воли. Она влечет меня не только к гибели, но и к несчастью, ибо мой избранник меня не любит и никогда не полюбит; этот человек — святой, помышляющий только о своих духовных обязанностях, и его благочестивый взгляд никогда не опускался с Небес на грешную землю.

Вы хотели узнать эту страшную правду, отец мой, вот она, Бог тому свидетель. Опасность велика, но Вы можете отвести от меня угрозу, это в Ваших силах, если соблаговолите подумать о моих страданиях и о том, к чему они приведут.

Я должна покинуть монастырь, это необходимо, чтобы не погубить себя в этой жизни и не быть осужденной на вечные муки после смерти. Если Вы истинный слуга храма Господня, Вы спасете меня от этой пытки, вернете в среду, где я должна жить, избавите от грозящего мне позора и унижения.

Я верю Вам, отец мой, и открываю свою душу, так как знаю, что Ваша доброта столь же велика, как Ваше мужество; я рассказала Вам о том, о чем, вероятно, Вы один на свете не подозреваете, чтобы Вы почерпнули в этом признании решимость, необходимую для моего освобождения.

Я жду, я изнемогаю; если Вы будете медлить, я не смогу больше сопротивляться и погибну, причем погибну не одна.

Невинный последует за грешницей; мой голос, ставший тихим от слез, привлечет его ко мне; разве сможет он устоять перед сердцем, истерзанным борьбой и отчаянием, не так ли, отец мой? Мне восемнадцать лет, и я красива; он еще ничего не знает, но он узнает, он поймет все, когда я скажу ему, что люблю его!

Я действую по наущению дьявола; это он водит моим пером, это он толкает меня в пропасть, и я неминуемо туда упаду, если Вы не протянете мне руку помощи. Сжальтесь над моими страданиями, развейте мои опасения, спасите, спасите меня, и пусть Вам воздаст за это Бог!

Я не желаю возвращаться в свет, но хочу стать канониссой; по крайней мере, я не буду обречена на безмолвие, заточение и преждевременную могилу; по крайней мере, я буду видеть жизнь издалека и слышать ее отголоски, раз мне нельзя броситься в этот водоворот, который увлекает меня за собой и кружит мне голову, а потом я все забуду… возможно!»