Александр Дюма - Исповедь маркизы

Аббат был на год старше своей сестры; получив письмо, он поспешил на ее зов, тем более что она прислала ему средства на поездку (разумеется, из денег капитула).

Брат и сестра были очень рады снова встретиться, так как питали друг к другу необыкновенную любовь. Прежде всего они уладили свои дела, а затем между ними состоялся важный разговор, один из тех, от которого зависит будущее. Они обещали оказывать друг другу помощь и поддержку, проявлять безусловное взаимное доверие и отпускать друг другу все грехи. Брат и сестра прибыли в Париж не для того, чтобы вести праведную жизнь. Оба уже знали, что для того, чтобы добиться успеха, не следует быть разборчивым в средствах, в особенности, когда начинаешь путь к нему с самого низа.

Настоящая их фамилия была Герен, а фамилия Тансен происходила от названия небольшого поместья; их род не был ни знатным, ни древним. Дед наших героев якобы был слесарем, а самые богатые их родичи заседали в парламенте Гренобля — не более того.

Таким образом, брат и сестра метили чрезвычайно высоко с подобными предками и почти без поддержки; однако они решили не отступать, и правильно сделали.

Госпожа де Тансен сразу же завязала отличные знакомства: сначала благодаря рекомендательным письмам аббатисы, а затем с помощью своей сестры г-жи де Ферриоль, которая была тесно связана с маршалом д’Юкселем и вращалась в приличном обществе.

В Париже графиня всем очень понравилась, как это было в Монфлёри и Нёвиле; она не сидела тут взаперти, а напротив, старалась блистать в обществе, чтобы найти сторонников. Вообразите, могла ли она их не найти! Дама была молодая, красивая, ловкая, обворожительно остроумная и готовая привлечь кого угодно, если человек приходился ей по нраву и мог ей когда-нибудь пригодиться.

Больше всего эта особа стремилась оказаться при дворе, но это представлялось невероятным. У нее не было для этого никаких оснований; к счастью, капитул Нёвиля не был похож на капитулы Мобёжа или Ремирмона; в противном случае никакие интриги не помогли бы графине туда попасть. Канониссы забросали бы ее камнями, вместо того чтобы принять в свое общество.

Не будучи принятой при дворе или хотя бы в Версале, г-жа де Тансен посещала в Париже самое избранное общество. Она не встречалась с королем и принцами, но ее принимали весьма взыскательные люди как особу, с которой вполне можно знаться, и она немедленно стала этим пользоваться.

Графиня заводила знатных и богатых любовников и меняла их одного за другим; для себя она ничего у них не просила, а только для брата. Она устроила ему несколько бенефиций и добилась для него нескольких крупных вознаграждений. Аббат очень любил деньги, а его сестра нисколько ими не дорожила. Будучи умеренной по природе и не питая явной склонности ни к чему, кроме любовных утех, она не нуждалась в земных благах и не стремилась их приобрести.

Так обстояло дело до кончины короля. Брат и сестра урывали где только можно было, но у них не было ничего основательного. И тут у графини Александрины появились виды на господина регента; с помощью просьб, хлопот и ходатайств ей удалось с ним встретиться. Она показалась господину регенту красивой и милой; он сказал ей об этом, требуя вознаградить его за любезность, и она тотчас же удовлетворила его просьбу. Красавица сдержала все свои обещания, но неосмотрительно завела речь о делах государства, которым она уже рассчитывала управлять вместе со своим любовником, а в такие минуты пристало говорить только о делах сердечных.

— Мне не нравятся женщины, допрашивающие меня в моем алькове, — заявил потом господин регент, — когда графиня де Тансен снова придет, надо будет всегда ей говорить, что я на совете, будь-то даже в два часа ночи.

Уверяю вас, господин герцог Орлеанский употребил другие выражения; в подобных случаях он не проявлял излишней осторожности и говорил все, что думал.

Таким образом, на этом любовная связь оборвалась, и продолжения не последовало; канонисса была страшно обижена и не могла с этим смириться.

Она жаждала власти и обратила свои взоры на аббата Дюбуа, этого отвратительного притворщика, страдавшего всевозможными недугами и неспособного в любовных делах идти дальше разговоров.

Дюбуа оказался менее разборчивым, чем его господин, и позволил заманить себя в западню. Он вел с регентом разговоры о графине, которой стали посвящать неимоверно восхваляющие ее стихи. Я уже подзабыла эти стихи и стала искать их в своих бумагах, но ничего не нашла.

Эту связь довольно долго скрывали, а затем она неожиданно выплыла на поверхность. На г-жу де Тансен посыпались всякие милости, и она дерзко выставляла это напоказ; дама начала верховодить и всем заправлять в доме министра. Она не жила там, но проводила там все свое время: встречалась с людьми, выпроваживала назойливых посетителей и принимала желанных гостей. Дюбуа ей не мешал и, когда ему высказывали недоумение по этому поводу, он неизменно отвечал:

— Пока графиня распоряжается в моем доме, она не распоряжается мной; я жертвую ею ради других.

Разумеется, горячо любимый брат канониссы в первую очередь пожинал плоды этой сделки. Аббату достался приличный монастырь, он был избран для того, чтобы обратить Ло в католическую веру, и получил от англичанина солидное вознаграждение, более желанное, по его словам, чем лучшие обещания. Система Ло не застала его врасплох. Уже на следующий день он обратил в золото акции, переданные ему новообращенным, и других уже никогда не покупал.

Дюбуа назначил г-на де Тансена посланником при дворе римского папы, у которого он стремился получить кардинальскую шапку, а брат графини не отказался бы для себя и от биретты. Он отправился с этой миссией вместе с иезуитом Лафито.

Накануне отъезда оба священника были арестованы по приказу Парламента. Господина де Тансена обвинили в симонии в связи с тем, что он заполучил некое аббатство для одного из своих племянников, но Дюбуа вмешался, и, несмотря на обвинение, невзирая на влияние господина принца де Конти, насмехавшегося над мошенником и призывавшего к этому других, аббата тем не менее отправили в Рим, Дюбуа стал кардиналом и первым министром, а затем архиепископом Камбре. Поэтому я сказала г-же де Тансен, когда она надоедала мне жалобами на свои серьезные затруднения:

— Полноте, госпожа графиня! Похоже, вас очень удивляет, что вы стали любовницей такого важного человека и архиепископа. Люди вашего звания и вашей породы всегда найдут общий язык.

В самом деле, и он, и она принадлежали Церкви и были выскочками.

Когда Дюбуа умер, г-жа де Тансен оплакивала его для приличия, но забавно было слышать произнесенную ею надгробную речь. Ее племянники так об этом рассказывали, что можно было умереть со смеху.