Юдифь Готье - Завоевание рая

Его другом! Бюсси хотел крикнуть ему, что они соперники и что он ненавидит его. Но это был гость Дюплэ, и подобный скандал был бы позором. Ему удалось овладеть собой, и он низко поклонился.

— Я не достоин такой чести, — сказал он.

— Позволь мне называть тебя багадуром, — продолжал принц. — Ты более, чем кто-либо, достоин этого названия; заключим с этих пор дружеский договор. Дай мне шарф с твоей шпаги, хочешь?

Бюсси был ошеломлен; но принц говорил таким кротким голосом, что не было возможности отказать ему. Он отвязал белый шарф с золотой бахромой, который украшал рукоятку его шпаги, и подал его Салабет-Сингу. Последний быстро обмотал его вокруг рукоятки своей сабли. Потом он снял с пальца великолепный бриллиантовый перстень и, взяв руку Бюсси, попробовал надеть его. Несмотря на аристократическую изящность, пальцы молодого француза не отличались чрезмерной восточной тонкостью: перстень пришелся только на мизинец.

— Моя рука меньше твоей, но насколько твоя белее! — сказал Салабет, удерживая руку Бюсси.

Потом он медленно удалился и вполоборота сказал ему через плечо:

— До скорого свидания, багадур!

Бюсси был взбешен. Он пытался снять этот перстень и хотел пойти в сад, чтобы бросить его ко всем чертям. Кержан, пробегая мимо, сказал ему на ходу:

— Предложите руку моей кузине и идите в столовую: вы сидите рядом с ней.

Вдруг распахнули настежь тройные двери, по бокам которых стояли алебардисты в золотой парче, в малиновых чулках, с солнцем на груди. В столовую потянулось торжественное шествие.

Маркиз столкнулся с Шоншон, которая искала его. Он не сразу заметил ее, и она испугалась сердитого выражения его глаз.

— Боже мой! — сказала она. — Что случилось, что у вас такие злые глаза?

— Как только я вижу вас, всякая тень исчезает, как перед зарей, — сказал он, предлагая ей руку.

У стола суетилась целая армия слуг: тут были пажи и чернокожие, махавшие огромными веерами. Салабет-Синг сидел рядом с бегумой; за ними стояли роскошно одетые рабы; один из них держал золотой рукомойник. Бюсси посадили почти напротив принца, и он невольно был у него перед глазами; его угрюмость не проходила.

— Я вижу, что по-прежнему очень пасмурно, и заря потеряла свою силу, — сказала Шоншон.

— Браните меня, мадемуазель, — сказал маркиз, недовольный сам собой. — Да, я очень заслуживаю этого. Вместо того, чтобы наслаждаться счастьем находиться подле вас, я глупо позволяю гневу овладеть собой из-за подарка, который мне только что сделали. Вот, этот перстень…

— Да, принц Салабет… Я издали видела, как он вам давал его, — сказала она. — Как же это может раздражать вас? Он оказал вам огромнейшую честь, какую только возможно оказать — так как он взял ваш шарф и носит его на себе: это — знак, что он считает себя вашим другом.

— Зачем? Я его не знаю!

— Ваша храбрость и геройские подвиги наделали много шуму во время осады. Принц знает вас по вашей славе и благодарит вас за то, что вы так хорошо защищали его, ведь он не покидал города. Перстень великолепен. Есть на что сердиться!

— Я действительно глуп, — сказал Бюсси. — Но это прошло; не будем больше говорить об этом.

Он залпом осушил стакан, который ему налили, и старался быть веселым и любезным.

Но это ему плохо удавалось. Его взгляд невольно приковывался к Салабету-Сингу, изучал его лицо, стараясь отгадать его душу. Несомненно, что принц не имел вида влюбленного, разлученного с той, которую он любил. Юношески веселый, он смеялся всему. В его милых чертах не было энергии; в его продолговатых глазах отражалась только ленивая нега.

Симфония, исполняемая под сурдинку скрытым оркестром, серебристый звон посуды, говор гостей — все сливалось в какой-то шум, под который отдельные группы могли вести задушевные разговоры.

— Принц женат? — спросил Бюсси у Шоншон после минутного молчания.

— Женат? Еще бы! У него пятьдесят жен! Я была с матерью в его гареме, в Зенанахе, как здесь говорят, я видела этих женщин без покрывал. Они очень красивы, в особенности черкешенки. У них есть рабы, на обязанности которых лежит исключительно раскрашивание век изнутри сурьмой. Но моя мать, которая понимает их язык, говорит, что они все глупы.

— Почему он живет в Пондишери, вместо того, чтобы находиться при дворе субоба?

— Его уже хотели убить: он бежал от заговоров. Мой отец считается великим убежищем: все эти принцы знают, что он не выдаст, и они питают суеверное доверие к укреплениям города, ученой постройки которых они не понимают.

— А разве у него есть какая-нибудь надежда наследовать престол?

— Нет, скорей у его дяди, Музафера, внука короля; но и все сыновья не дадут ускользнуть наследству из своих рук. Наконец, я в этом ничего не понимаю. Не заставляйте меня говорить о политике.

Обед кончился. Возвращались в освещенные гостиные в некотором беспорядке, шумно продолжая начатые разговоры. Затем более почтенные особы принялись за игру, молодежь рассыпалась по открытым верандам, между тем как Дюплэ, улыбаясь, говорил каждому любезное слово.

Салабет-Сингу разрешили курить его гуку. Но не успел он выпустить несколько клубов дыма, как, к великому изумлению всех, в гостиную ворвался человек, с которого струились потоки дождя и грязи, так что на полу отпечатывался каждый его шаг, и упал к ногам принца.

Последний, постоянно занятый мыслью об убийцах, в испуге схватился за саблю.

Дворцовая стража, сопровождавшая этого человека, бросилась к дверям, объясняя, что он пронесся мимо них, как стрела, перепрыгнув через скрещенные копья, и что выстрел не попал в него. Человек задыхался на паркете, как загнанное животное. Наконец он был в состоянии говорить.

— Я посланец, — сказал он принцу. — Я первый приношу тебе известие, что преславный король Декана, Низам-эль-Мульк, покинул этот свет.

— Король умер! — воскликнул Салабет-Синг, быстро вставая. — Известно ли, кто ему наследует? — прибавил он через минуту, наклоняясь к посланному.

— По завещанию субоба — знаменитейший принц Садула-Багадур-Музафер-Синг, его внук; но старший сын короля, Насер-Синг, начальник армии, завладел сокровищами и властью.

— Как, этот изменник, этот пьяница! Жизнь моя более, чем когда-либо, в опасности.

Дюплэ подозвал Бюсси к себе и заставил его перевести разговор принца с посланным.

— Вот одна из самых важных новостей! — воскликнул он. — Событие, которого я втайне давно ждал! Не оставляйте меня, Бюсси. Сегодня я открою вам мою душу!

Салабет-Синг подошел к губернатору, сжимая ему руки.

— Король умер! — сказал он. — А ненавистный Насер-Синг завладел престолом. Окажи мне еще раз твое покровительство: без него я пропал!

— Будьте покойны, дорогой принц! — сказал Дюплэ. — Вы в безопасности в этом городе; никто не осмелится нападать на вас под французским знаменем. Тем не менее, если вы желаете, я удвою стражу вокруг вашего дворца.