Юдифь Готье - Завоевание рая

— Но ты не знаешь, как хорошо укрепился наш враг! У него сильная артиллерия; и шпионы донесли мне, что к ней приставлены европейские авантюристы.

— Этот последний факт, без сомнения, важен, — сказал Шанда-Саиб. — Но он не колеблет моей уверенности. Целая английская армия не могла ни восторжествовать над нашими союзниками, ни разрушить стен Пондишери. Прикажи начать битву; и если, по окончании, твое беспокойство не перейдет в восторг, накажи меня, как обманщика.

Разочарование субоба не ускользнуло от французов. Маркизу Бюсси донесли, что царь, запершись в своей палатке, предавался молитве и скорби.

— Между тем он очень храбрый принц, — прибавляли говорившие. — Но сравнительно с военными силами Карнатика его армия кажется ему слишком слабой; и он сомневается во французах, потому что сам не присутствовал при мельяпорской битве.

Французы горели нетерпением вступить в сражение; они были раздражены; самолюбие их было задето. Они хотели одержать победу во что бы то ни стало.

Граф д’Отэйль выслал отряд на разведку неприятельских позиций.

Аллах-Верди, который сам командовал своей армией, расположился недалеко от деревушки Амбура, позади ручья, который разливался по долине и затоплял ее. Его лагерь упирался в неприступную гору, на которой возвышалась крепость. Фронт, вытянувшийся вдоль ручья, был защищен траншеями и насыпью, с многочисленной артиллерией. Укрепление, действительно, было очень сильно, и его трудно было взять.

Д’Отэйль решил, что этот день и часть ночи следует употребить на отдых, чтобы на другой день, на заре, идти на приступ.

На следующий день, вскоре после полуночи, выступили в поход. Французы занимали почетное место, в авангарде, а за ними следовали армии двух принцев. Но когда они подошли к врагу, граф д’Отэйль предложил только с войсками Пондишери разнести окопы, за которыми скрывался похититель престола.

Шанда-Саиб согласился, тогда как царь пожал плечами, считая своих новых союзников совсем сумасшедшими.

Затрубили в трубы, забили в барабаны, и заколебались французские знамена, на которых был изображен лик, окруженный золотым сиянием, под девизом короля-Солнце: «Nec pluribus impar».

Французы беглым шагом бросились на приступ. Целый град пуль из хорошо направленных орудий отбросил их; но они тотчас же соединились, и граф д’Отэйль, со шпагой в руке, бросился первый, крича:

— Кто любит меня — за мной!

На этот раз они бросились с остервенением, несмотря на все еще сильный огонь. Вторая атака продолжалась более получаса и почти уже увенчалась успехом, как вдруг граф д’Отэйль упал, раненный пулей в бедро. Его солдаты опять отступили.

Команда перешла к маркизу де Бюсси. Он галопом объехал ряды солдат, подбодряя и обнадеживая их, передавая им свой пыл.

— Разве вы не видите, — кричал он, — набобов и эту армию, которые смотрят, как на представление, на наше поражение. Разве вы потерпите, чтобы они смеялись над нами и считали нас дрянными солдатами? Вперед, ребята! Враг уже расстроен и утомлен. На этот раз мы одолеем его в одну минуту.

Французы снова бросились с таким бешеным порывом, что, действительно, разрушили бруствер и ворвались в укрепление, где они рубили и кололи беспощадно. Вскоре защитники траншеи убежали в середину лагеря, преследуемые победителями.

Тогда в долине поднялись неистовые радостные крики. Армии-зрительницы рукоплескали успеху, и Шанда-Саиб бросился со своими всадниками в открытую брешь.

— Не будем останавливаться! — сказал ему Бюсси. — Набоб здесь, своей особой: нужно его взять.

Аллах-Верди, на своем военном слоне, рядом с карнатикским знаменем, окруженный избранными воинами, старался удержать беглецов, осыпая их бранью и бросая в них стрелами. Ему удалось собрать их и снова двинуть на врага; вдруг ему донесли, что знамя Марфиз-Хана сброшено и что его сын убит. Он побледнел, несмотря на свою темную кожу, но продолжал идти вперед.

На некотором расстоянии от себя Аллах-Верди заметил Шанда-Саиба. Сердце его охватили ненависть и бешенство.

— Я тебе дам какое угодно вознаграждение, если ты через толпу довезешь меня до моего врага, — сказал он погонщику своего слона.

Погонщик спешил, давя все, что попадается ему на пути. И вот уже до Шанда-Саиба достигает голос.

— Остановись, негодяй, и вступи со мной в борьбу, если посмеешь! — закричал ему Аллах-Верди. — Подойди, трус, одерживающий победы при помощи европейских колдунов. Пошлый проходимец, которому власть набоба пристала так же, как чалма ослу! Дай мне вырвать из тебя твою скверную жизнь и снести твою голову, которая оскорбляет зрение, чтоб она скатилась под ноги слонов!

— Правда, я один остался из семьи, которого ты не убил! — воскликнул Шанда-Саиб, стремясь приблизиться к нему. — Гнусный коршун, настал час для искупления твоих грехов! Я вижу, как твои жертвы носятся в ожидании твоей зачумленной души, чтоб сбросить ее в Иблис с высоты адского моста!

Аллах-Верди с насмешкой прицелился в своего противника и собирался бросить в него свой дротик, как вдруг выстрел в сердце свалил его.

Кто выстрелил? Неизвестно. Пуля вылетела из рядов французов.

— Победа! — вскричал Шанда-Саиб, бросаясь к знамени Карнатика и срывая его.

Видя своего начальника мертвым, а знамя в пыли, войска Аллаха-Верди, которые только что, казалось, решились твердо держаться, отступили и обратились в бегство. Французский батальон и мусульманская армия ожесточенно преследовали их.

Затем началось разграбление покинутого лагеря. Принцы завладели слонами, лошадьми и боевыми припасами. Остальное досталось солдатам, которые, с торжествующими песнями и радостными криками, набросились на огромную добычу.

В тот же день направились к Аркату; и еще до заката солнца на розовом небе показались очертания столицы Карнатика, с ее башнями и минаретами.

Французский лагерь расположился в великолепном саду одного из дворцов Арката. Граф д’Отэйль не хотел распускать своих воинов по квартирам, чтобы иметь возможность поддерживать среди них дисциплину. Тогда им отвели этот райский сад. Генерал не велел ничего портить; и солдаты смотрели с изумлением на рощи, портики, мраморные киоски, всевозможные странные цветы, ароматы которых они вдыхали, не смея сорвать их. Они со смехом погружали пальцы в бассейны с розовой водой, пытались ловить бабочек, до того великолепных, что они принимали их сначала за слетевшие цветки.

Субоб не знал, как выразить им свою благодарность. Он велел раздать им денег и, кроме того, посылал им плоды, пирожные, различную дичь. Теперь он так верил в своих новых союзников, что воскликнул:

— Я бы пошел на самого Великого Могола в Дели с какими-нибудь пятьюстами французов!