Крис Хамфрис - Армагеддон. 1453

– Капитан, мы можем помочь ей?

Бастони поднял забрало, вытер пот и брызги крови с глаз, посмотрел.

– Да, – быстро ответил он. – Ибо каждый из нас похож на город, взятый в осаду. Так почему бы нам не сразиться вместе?

По правому борту как раз отходила галера; другая ждала, когда освободится место и она сможет вступить в бой со свежими людьми.

– Давай сюда! – крикнул Бастони Григорию, бросая меч.

Грек отбросил собственный меч и подбежал к штурвалу.

– Течение слишком слабое, – бросил Бастони. – Молись Иисусу, чтобы его хватило.

Оба мужчины напряглись. Штурвал повернулся… потом, поначалу почти незаметно, начала поворачиваться каракка. Снизу, с турецкой галеры, послышались крики, треск ломающихся весел. Потом все судно вздрогнуло, притершись бортом к имперской барже.

– Крепи швартовы! – заорал Бастони, перегнувшись через борт.

Маневр сбросил галеры, которые цеплялись за каракку. Ни одна веревка сейчас не дергалась под карабкающимися людьми. Григорий подбежал к Бастони и посмотрел вниз.

Греческое судно было шире, ниже сидело в воде, его огромные трюмы были набиты несущим жизнь зерном. Моряки уже хватали веревки, которые сбрасывали генуэзцы, связывая два судна вместе.

– Смотри!

Бастони схватил Григория за руку и указал вперед, за баржу.

– Они идут к нам.

Григорий посмотрел туда. Капитаны двух каракк, дрейфовавших по другую сторону баржи, заметили маневр Бастони и повторяли его. Их суда уже двигались, подходили к ней…

Григорий вновь опустил взгляд. Их собственное судно было покрыто шрамами сражения. Но похоже, широкая палуба баржи пострадала намного сильнее. Повсюду лежали люди, одни мертвые, другие зажимали кровоточащие раны. Мужчины в броне, в отличие от большинства генуэзцев, носили не латы, а кольчуги и стальные шлемы, больше похожие на шлемы их турецких противников. Их отличал и другой признак – греки не подстригали бороды, как итальянцы, а выпускали их поверх нагрудников.

Рука Григория коснулась его собственной аккуратной бородки. Он так долго сражался вместе с генуэзцами, что стал походить на них. Он до сих пор мог быть одним из отряда Джустиниани, сражаться с тем, с кем прикажут, – просто еще один убийца за плату. Но глядя сейчас вниз, на своих земляков, он припомнил, что чувствовал, когда впервые отправился на войну, когда сражался не за золото: за страну, семью, императора. За Бога. Вряд ли судьба так настойчиво тянет его в Константинополь лишь ради очередного военного жалованья.

Обернувшись, Григорий подхватил арбалет, закинул за плечо. Подобрал с палубы меч, вложил в ножны, распустил ремни щита, сдвинув его поглубже.

– Капитан, – крикнул он, снарядившись, – я пойду к своим землякам!

Бастони вскинул меч в коротком салюте.

– Иди с Иисусом, грек, – ответил он, взглянув на палубу баржи. – Его забота тебе понадобится. И скажи капитану Флатенелу держаться стойко. Генуя его не бросит.

– Флатенел? – с улыбкой переспросил Григорий. – Я знаю этого старого медведя.

Он запрыгнул на край фальшборта. Когда христианские суда собрались вместе, турки немного отошли, и стрелы сейчас летели не так густо.

– Я передам ему. Прощай!

Суда были крепко пришвартованы друг к другу, и имперскую баржу от каракки отделял один прыжок. Григорий подпрыгнул, схватился за канат. Если полезть вверх, он окажется на рее, вдоль которой уложен свернутый парус. Грек обвил канат ногами и скользнул вниз, притормаживая, чтобы не ободрать руки. Оказавшись на высоте двух человеческих ростов над приподнятым полуютом баржи, он разжал руки и спрыгнул в середину группы стоящих там мужчин.

– Святая Матерь! Папа скукоженный! Покарай меня святой Петр!

Его неожиданное появление вызвало множество возгласов. Люди держали наготове оружие, и Григорий поднял забрало, показал пустые руки.

– Позволите земляку помочь вам в бою? – спросил он на греческом.

– Откуда ты свалился, парень, с городской стены или с небес? – проворчал пожилой мужчина.

Григорий узнал Флатенела, имперского командира. У них с отцом Григория было совместное дело – перевозка шелка.

– Ни то ни другое, дядя. Хотя я, похоже, ступил прямо в ад.

Мужчины зашевелились, уставились на пришельца. Флатенел пытался разглядеть лицо под тряпичной маской.

– Я тебя знаю?

– Знаешь, – ответил Григорий и, чуть помолчав, закончил: – Ибо я – Григорий Ласкарь.

Старик побледнел.

– Григор… но ты же мертв!

– Пока нет. – Григорий наклонил голову, прислушиваясь к внезапному реву труб, нарастающему темпу кос-барабанов. – Но, возможно, скоро буду. Дядя, могу я умереть рядом с тобой?

Капитан безмолвно открывал и закрывал рот. Потом непроизвольно посмотрел в сторону носа баржи, на подходящие вражеские суда.

Один из помощников наклонился к Флатенелу:

– Предатель, капитан?

Старик взглянул на него:

– Та история воняет хуже, чем ноги его отца, а уж та-то вонь вошла в легенды. – Он улыбнулся, посмотрел Григорию за плечо, показал на арбалет: – Если под маской тот человек, к чему тебе эта дурацкая игрушка?.. Ты! – крикнул он человеку, который только что говорил. – Дай ему свой лук. Если он и вправду Григорий Ласкарь, то уступает в этом умении только своему наставнику, Феодору из Каристоса. И нам понадобится его мастерство.

Судно задрожало, в него что-то врезалось. Судя по крикам и тому месту, где вздымались и падали топоры и мечи, турецкое судно ударило ему в нос.

– За мной! – закричал Флатенел, вскинув меч.

Его офицеры сбежали по трапу и помчались по палубе, торопясь присоединиться к морякам на носу. Последний из них сунул Григорию лук и колчан, что-то буркнул и бросился следом за остальными.

Григорий шагнул за ними… и замер, потрясенный тем, что держал в руках. Теперь до него дошло, что сказал тот человек. Ибо он вручил Григорию сокровище – и хотел получить его назад и целым.

Лук. Хотя назвать этот предмет просто луком – все равно что назвать Айя-Софию просто церковью. И для Григория, не замечающего боевых кличей и стонов раненых, летящих стрел и пламени, эта вещь была столь же святой. Он с благоговением смотрел на завитки полированного клена, на «спинку» из буйволовых сухожилий, которые вываривали неделями, чтобы придать луку силу и гибкость. Григорий присвистнул – такой прекрасный лук требует года работы и прослужит две сотни лет! Дерево выдерживали, ежедневно смазывали льняным маслом, рог для рукояти кипятили, пока он не станет податливым, потом придавали форму, тетиву из конского волоса пропитывали тщательно отмеренной смесью смолы, пчелиного воска и рыбьего клея, которая превращала ее в упругий шелк.

Григорий закрыл глаза, потом один за другим сжал пальцы на рукояти, вздохнул. Он владел похожим луком с юности; единственный способ изучить такое оружие, ибо даже очень сильным мужчинам не хватало нужных мышц, которые формировались только годами упорных занятий. Но когда Григория изуродовали и изгнали, он отказался от своего имени и всего, что напоминало о его потере, – включая любимый лук. Он знал, что хорошо управляется с арбалетом, был лучшим стрелком своего отряда. Но всегда понимал, что арбалет – просто инструмент убийства. Этот лук и все, что он значил, был для Григория отрезанной рукой, которая вновь вернулась к нему. Он ощущал… цельность, какую не чувствовал в себе все эти годы.