Крис Хамфрис - Армагеддон. 1453

Это шанс. Григорий наклонился, поставил ногу в стремя и плавным движением натянул тетиву. Подняв арбалет, вложил болт, упер ложе в плечо, прижался предплечьем к фальш-борту, вдохнул. Потом выдохнул и нажал на спуск. Но в это мгновение судно качнулось, дерево ударило в дерево.

Когда Григорий глянул, Балтоглу, невредимый, по-прежнему стоял и выкрикивал команды. Он направлял свою трирему к борту широкого и низкого греческого транспорта.

– Абордаж! – заорал Бастони.

Григорий перевел взгляд с дальней цели на ближнюю – идущую рядом бирему. Люди на ее палубе раскручивали веревки и метали крючья, которые впивались в высокие борта каракки и связывали два судна вместе. Он услышал такой же глухой удар с другого борта, увидел, как там тоже взлетают веревки с крюками. Один упал рядом с ним. Григорий видел, как провисшая веревка тут же натянулась. Он аккуратно отставил в сторону арбалет, отвязал щит, надел его на руку и вытащил из ножен фальшион.

Над бортом полетели стрелы, пущенные навесом. Григорий пригнулся, будто от водяных брызг. Появилась рука, ухватилась за дерево. Прежде чем Григорий отрубил ее, он успел заметить толстые рыжие волосы на костяшках пальцев.

Струя крови, болезненный вопль, голос удалялся, пока человек летел вниз, потом послышались крики тех, на кого он упал. Когда в дерево впились еще три крюка, Григорий огляделся. Моряки стояли вдоль всего борта с мечами, топорами, поднятыми кинжалами; они ждали, как охотник у кроличьей норы. Как только один падал, пораженный пущенным снизу снарядом, на его место тут же заступал другой. Среди жуткого шума – барабаны, трубы, крики умирающих, боевые кличи – Григорий обернулся на особенно пронзительный вопль. Стоящий над ним генуэзец пошатнулся, выронил топор, схватился рукой за древко, торчащее из горла. Между пальцев потекла кровь, мужчина упал – и в этом месте тут же появились крюки и руки. Стоящий рядом моряк не замечал их, сосредоточившись на собственном участке борта. В шеренге был разрыв, и в нем тут же возникла голова в тюрбане. Турок перемахнул через борт и встал на палубе, держа в руке изогнутый ятаган.

– Капитан! – крикнул Григорий.

Бастони обернулся, в последнюю секунду увернулся от падающего клинка. Следующий удар он встретил своим мечом, и мужчины схватились, а тем временем через борт полезли еще двое турок.

На веревке рядом с Григорием появилась рука. Задержавшись, только чтобы срубить два пальца и выдернуть засевший в дереве фальшион, грек бросился в атаку. Небольшой уклон кормовой палубы создавал ощущение, что он бежит в гору. Первый турок, который был выше, зарычал и полоснул мечом. Григорий ударил вниз, уклонившись на бегу ровно настолько, чтобы увести фальшионом острый кончик меча в сторону, мимо своего нагрудника. Описав щитом дугу, Григорий ударил им в лицо мужчины.

Турок каким-то образом устоял на ногах. По лицу его текла кровь, в глазах полно слез, но он все же видел достаточно, чтобы рубануть Григория по бедру. Тот метнулся вперед, избежав глубокой раны, но почувствовал жжение там, где доспех не прикрывал тело. Григорий крутанулся, разворачивая щит, и ударил его краем в уже окровавленное лицо врага. На этот раз турок упал и остался лежать.

Но второй турок уже крутил мечом, не подпуская Григория к себе, – длинный изогнутый клинок заставлял держаться подальше. Григорий бросил взгляд на веревки: натянуты. Скоро здесь будут новые враги. «За Крест!» – закричал он. Короткий фальшион вынуждал подойти ближе, и потому Григорий с силой вскинул щит, отводя удар ятагана, и тут же нанес рубящий удар по ногам мужчины. Удар был обманным, фальшион на ладонь не доставал до лодыжек турка. Но тот не понял, отпрыгнул и споткнулся о первого, который нащупывал на палубе свой меч. Пытаясь сохранить равновесие, турок бестолково взмахнул ятаганом, и Григорий, улучив момент, шагнул вперед и сильным ударом вскрыл мужчине грудь. Турок закричал, пошатнулся. Григорий, подойдя вплотную, вбил щит ему в грудь, сбивая с ног и выбрасывая за борт. Другой противник нашел меч и поднимался, выкрикивая проклятия сквозь выбитые зубы. Но он еще был вполоборота к Григорию, и грек подсек его выставленную ногу, захватил шею и, перебросив врага через бедро, отправил его следом за товарищем.

Две веревки перед Григорием скрипели от тяжести. Он бросил фальшион, подхватил оброненный моряком топор, взмахнул, перерубил, взмахнул, снова перерубил. Две веревки упали к грохоту и крикам внизу.

– Неплохо.

Григорий, тяжело дыша, обернулся. За его спиной стоял капитан, рядом лежал мертвый турок. Вытирая меч о плащ, Бастони с улыбкой продолжил:

– Может, мне оставить тебя командовать кормовой палубой, грек? Похоже, у тебя неплохо получается.

– Я буду… признателен… если ты не станешь этого делать.

– Как скажешь.

Бастони обернулся и закричал своим людям, перекрывая шум.

Когда к ним подбежали пятеро моряков, Григорий оглядел судно. Очень немногие турки добрались до палубы и сейчас тихо лежали на ней. По обоим бортам карабкались новые враги, и их все так же отбрасывали назад. Они лезли, подгоняемые барабанами и трубами, выкрикивая имена Мехмеда и Пророка. Григорий никогда не сомневался в храбрости своих врагов. Храбрость и мастерство их предводителей привели к таким обширным завоеваниям. Эта атака казалась безнадежной затеей – однако они продолжали толпиться у бортов своих кораблей, жаждали улучить возможность вскарабкаться наверх и бросить вызов смерти. И Григорий видел, что внизу, у бортов всех каракк, роятся десятки турецких судов, скачут на волнах, ждут своей очереди. Тысячи фанатиков, желающих убивать и умирать во имя Аллаха.

Внезапно он задумался, перед кем же стоит безнадежная задача.

Однако храбрость мусульман встречалась с не меньшей храбростью христиан. Вдоль каждого борта стояли и сражались мужчины из Генуи и Константинополя. Как будет сражаться и он сам, как сразится и сейчас, когда металл гулко стучит о дерево и новый крюк впивается в борт.

Они накатывались и откатывались. Вскоре палуба стала липкой от крови, повсюду валялись отрубленные конечности. Тяжелый и короткий меч Григория теперь больше походил на дубину, поднимался и падал. Грек не следил за временем, только замечал иногда, под каким углом к покрасневшей мачте стоит солнце. Время шло.

Потом сквозь туман усилий и убийств прорвался крик капитана: «Греки идут ко дну!», и Григорий поднял голову. До низкой баржи с зерном, над которой реяло орлиное знамя Константинополя, было не больше пятидесяти шагов. Ее со всех сторон облепили вражеские суда, и казалось, что скоро они утопят ее одним своим весом. Таким Григорий видел и свой город – оленем с десятком гончих у горла. И это зрелище смыло с него всю усталость.