Крис Хамфрис - Армагеддон. 1453

– Что ж, в этом есть смысл. Пойдем. – Он обернулся к палачу: – Приставь свой клинок к шее этого негодяя, чтобы тот чувствовал близость смерти.

Он повернулся и пошел за ширму.

Хамза глубоко вздохнул, встал и последовал за ним. Слуга уже наполнял чаши из кувшина, и оба мужчины отпили сладкого пенистого сока. Потом Хамза, тщательно выбирая слова, заговорил:

– Этот глупец заслуживает смерти.

– Так и есть, – энергично кивнул Мехмед.

– Он подвел вас, господин. Он грубо ошибся на море и позволил добыче ускользнуть.

– Ты бы сделал все по-другому, Хамза. Или я. Любой, кроме этого глупца.

– Именно, господин.

Хамза не знал, как, но он не собирался доказывать неудачливость Балтоглу. Он был счастлив увидеть падение жестокого болгарина – оно открывало место рядом с молодым султаном для более способных людей, таких, как он сам. Однако Хамза опознал настрой в отаке . С самого начала этого предприятия, мечты завоеваний, было две партии. Половина людей в шатре была вынуждена действовать – и до сих пор требовала принуждения. Едва минули две недели осады, как среди них уже велись унылые разговоры, что стены побиты, но стоят, а греки по-прежнему упорны. Партия, которая всегда противилась войне, и возглавлял ее великий визирь Кандарли Халиль, ухватилась за слух и ширилась на нем – Папа объявил крестовый поход, Хуньяди и венгры разорвали договор и идут по суше присоединиться к нему, итальянские государства отправляют флот. Даже четыре сегодняшних судна будут использованы как доказательство, что нации ислама следует вновь отступить от города, который всегда побеждал ее.

Но Хамза не принадлежал к этой партии. Его дальнейший успех, его возвышение от сына дубильщика до бея можно удержать, только если Мехмед усидит на троне. А он не просидит долго, если откажется от этой мечты. Победа – и у него будет успех, который ускользал от последователей Пророка восемьсот лет. Неудача – и он исчезнет, и Хамза вместе с ним.

Малое способно изменить многое. Война жестока, и жестокость бывает необходима. Но это как с обучением ястребов. Иногда приходится высидеть целую ночь под холодным дождем, чтобы привязать гордую птицу к руке. Но ты не будешь высиживать две ночи. Ты не убьешь то, что принесет успех.

– Властитель, – негромко произнес Хамза, – у вас есть полное право взять жизнь этого глупца. Но я спрошу вас, чего вы этим достигнете?

– Достигну?

Глаза Мехмеда вспыхнули. Но он тоже говорил тихо:

– Я достигну собственного удовлетворения.

– Несомненно, господин. Но достигнете ли вы своей цели? Приблизитесь ли вы к возведению минарета на месте сорванного креста Айя-Софии?

Никогда не повредит напомнить султану о святости того, что они собирались сделать. Увидев, как расширились глаза Мехмеда, Хамза продолжил:

– Убить глупца, властитель, – дело невеликое. Но многие будут думать, что хотя он был глупцом, он не боялся. Он направлял атаки из первых рядов. Он получил тяжелую рану, подтверждающую это. Не в спину, куда поражают трусов. А в глаз, которым он неотрывно смотрел на врага.

Мехмед сделал новый глоток.

– Продолжай.

– Властитель, сделайте из него пример. Опозорьте его. Разжалуйте. Изгоните из своего присутствия. Но не убивайте. Живой, он навсегда останется примером вашего гнева и вашего милосердия, будет побуждать других лучше служить вам. Мертвый же… – Хамза умолк и пожал плечами.

– Мертвый, он сплотит вокруг своего тела других глупцов, – кивнул Мехмед; его лицо уже не пылало огнем, охлажденное шербетом и разумной речью. – Об этом ты говоришь?

Хамза кивнул. Сейчас султан говорил спокойно. При всех своих вспышках гнева Мехмед был мыслителем, составлял планы, учитывая даже мельчайшие последствия, к которым может привести действие. Иногда он слишком много неистовствовал и слишком мало спал.

Хамза следил, как младший мужчина повернулся к столу, на котором лежали документы и карты; поставив кубок, взял карту, поднес ее к свету.

– Знаешь, что нам нужно делать, Хамза-бей? – спокойно спросил он.

– Что, господин?

– Нам нужно заставить эти колокола умолкнуть. – Он указал на город за тканью шатра, на его настойчивый трезвон. – Христиане думают, что эти четыре судна – спасение. Что их триумф в этом сражении означает триумф в следующих. Нам нужно действовать сейчас, немедленно, чтобы отнять у них эту надежду. – Он поднял взгляд и, впервые за целую вечность, улыбнулся. – Чем сильнее сегодняшняя радость, тем глубже будет их завтрашнее отчаяние.

Хамза подошел ближе. Сделано то, что требовалось. Теперь он должен слушать. При всей своей близости к Мехмеду Хамза был всего лишь одним из нескольких. Султан станет советоваться с одним и не расскажет другому. Он обожал тайны и сюрпризы.

– Подержи ее, – сказал Мехмед, протягивая карту.

Хамза увидел на ней подробный рисунок городов – Галаты и Константинополя, которые смотрели друг на друга через Золотой Рог. Мехмед указал на линию, которая соединяла два города.

– Это их проклятый бон, – сказал он. – Еще одна неудача Балтоглу, ибо он пытался и не смог сломать его. Но бон не дает нашим судам войти в Рог, и потому эти стены… – он провел пальцем вдоль линии башен и укреплений, отмеченных на кромке воды, – не нужно защищать. Они могут отправить все свои жалкие отряды, – он стукнул пальцем, – на стены со стороны суши. – Мехмед поднял взгляд. – Ты слышал, что наша великая пушка разрушила одну из башен – здесь, ночью, у ворот, которые они зовут воротами Романа?

– Да, господин. Хвала вам, что вы поставили ее там, и нашим пушкарям за их мастерство.

– Но меня не было там, чтобы приказать идти на штурм, из-за этого глупца снаружи. А сейчас греки заложили стену обломками, бочками и прочим мусором. И поскольку у них есть люди, они могут заваливать бреши. Но если им придется снять людей с тех стен и защищать эти… – он вновь постучал пальцем по береговой стене, – наши воины смогут пробиться через их слабые места.

Он посмотрел на Хамзу поверх бумаг:

– Нам нужно доставить наши корабли в Золотой Рог.

Хамза опустил взгляд.

– Бон? Мощная атака?

– Я не уверен, что она удастся. И помни, этот бон – часть не только Константинополя, но и Галаты. Проклятые генуэзцы жалуются всякий раз, когда мы его атакуем. Они говорят, что нейтральны, но мы знаем, что они снабжают своих собратьев-христиан, а другие их соотечественники сражаются на городских стенах.

Хамза кивнул. Эта проблема была неизбывной. Справедливости ради генуэзцы в Галате снабжали и турок, получая большую прибыль от войны с обеих сторон. Их симпатии были очевидны, и религия занимала тут не первое место. Итальянцы-католики веками ненавидели православных греков. Но маленькая Галата ненадолго сохранит свою свободу после падения некогда могучего Константинополя. Однако Мехмед нуждался в их нейтралитете; он не мог рисковать развязать открытую войну и встретиться не с тремя каракками, а с большим генуэзским флотом.