Крис Хамфрис - Армагеддон. 1453

Внизу под прямым углом к стене шел хребет; его южные склоны, которые омывала вода, были испятнаны полями и виноградниками, северные по большей части заросли лесом. Вдоль хребта двойной шеренгой стояли солдаты; одна толстая шеренга виднелась посредине, прямо на полях, еще одно скопление людей занимало небольшое открытое пространство на склоне и исчезало среди деревьев. Эти центральные шеренги, напоминающие перекладину христианского креста, были взбудоражены; скрытые рядами копейщиков люди напряженно занимались какой-то работой. До них было не больше выстрела из лука, и Лейла хорошо видела в рассветных лучах, как поднимаются и опускаются инструменты – мотыги, лопаты, рычаги, – слышала удары металла о дерево и фоном ритм, заданный кос -барабаном. Люди скандировали в этом ритме одно слово: «Тяни! Тяни! Тяни!» Сосредоточившись на криках, Лейла проследила рябь, пробегающую по той линии мужчин, которая уходила в лес, будто они были единым телом, выдыхали и вдыхали.

Потом она заметил другую рябь. Двойная шеренга около центрального скопления людей расступалась; мужчины падали на колени, прижимались лбом к земле. В проходе показалась группа всадников. Во главе ехал мужчина в сверкающих доспехах, краснеющее небо за ним резали два стяга – Пророка и его собственная тугра .

– Мехмед, – пробормотала Лейла.

Впервые с того дня в Эдирне, год назад, она видела этого мужчину своей судьбы и потому перегнулась через парапет, чтобы рассмотреть получше.

Всадники выехали к небольшому возвышению у центра «креста». Люди вокруг опускались на колени, выражали почтение, поднимались. К стремени султана подошел офицер, заговорил, указывая на деревья. Мехмед кивнул, поднял руку. Все работы замерли, барабан умолк. По-прежнему держа руку поднятой, султан медленно оглядел молчаливые шеренги войск, стоящие до стен Галаты, потом перевел взгляд на Золотой Рог и стены Константинополя. Лейла видела, что все зубцы там тоже усеяны торчащими головами.

Тишина длилась… и вдруг закончилась – султан опустил руку. В ту же секунду вернулся шум – завывание десятков труб, стук множества больших барабанов, крики тысяч голосов, все свидетельствующее о каком-то триумфе…

… который явился и заставил задохнуться каждого наблюдателя – из леса выплыл корабль.

Хотя способности видеть сквозь завесу вещей были даны Лейле с рождения – и даже прежде, сказала бы ее мать, ритмичные толчки Лейлы в живот отвечали на множество разных вопросов, – она все еще удивлялась, когда ее видения воплощались настолько буквально. Ибо она видела все это – весла, гребущие по земле, паруса среди деревьев. И вот оно перед ней: фуста, чьи весла загребают воздух, а паруса раздувает ветерок. По гистодоку шел офицер, щелкая кнутом над головами гребцов. Лейла видела, что вместо рабов на веслах сидят воины, в кольчугах и шлемах, гребут и смеются. Кажется, все, кто смотрел на это невероятное зрелище с турецкой стороны, и впрямь смеялись. Лейла вновь взглянула на Мехмеда, и он хохотал, а вместе с ним – все его спутники, беи, паши и имамы. Судно достигло вершины холма. На мгновение оно застыло, весла все еще двигались над землей. Потом послышалась команда, пять пар быков – Лейла только сейчас их увидела – распрягли, и судно вновь двинулось, опустив нос, по склону. Оно катилось вниз так же медленно, как поднималось, удерживаемое канатами, привязанными к кницам; множество мужчин, сильно откинувшись назад и напрягаясь изо всех сил, медленно спускали фусту по переднему склону, через поля. Из-за деревьев показалась новая группа быков, за ней последовало еще одно судно – весла роют воздух, паруса наполнены, кнут щелкает, люди смеются.

Лейла не смогла сдержать улыбку. Но улыбка скрылась, едва девушка, посмотрев по сторонам, увидела потрясение на лицах людей. Большинство бормотали молитвы, крестились. Многие закрыли глаза. Лейла, разумеется, не могла разглядеть людей по ту сторону воды, но знала, что, если в Галате воцарилось уныние, в Константинополь пришел ужас. Не нужно быть Цезарем, чтобы понять: фланг христиан изогнулся. Их бон обошли, и ятаган сейчас вонзается им в спину.

Когда второе судно перевалило через гребень и начало спускаться по склону, первое уже входило в Рог, скользя по салазкам из бревен. Весла теперь окунались не в воздух, но в воду; трубы пели, барабаны удвоили ритм, а люди на холме ликовали. Из леса начало выезжать третье судно, но Лейла уже повернулась к лестнице. Ее время в Галате закончилось. Было приятно какое-то время вновь побыть христианкой, заниматься своим ремеслом там, где никто не станет ворчать на ее распущенные волосы. Но теперь пришла пора вернуться в турецкий лагерь, а значит, снова прибегнуть к маскировке.

Ее видения не говорили, что будет дальше. Мощная атака на отчаявшихся людей, которая позволит пробиться в город? Капитуляция, когда император-христианин осознает свое безнадежное положение? Она должна быть готова. Год назад, в Эдирне, Лейла сказала Мехмеду, что придет за платой накануне падения города. Она знала, что ей нужно: отряд солдат, сопроводить ее к библиотеке монастыря Мануила. Но ее дневные видения подсказывали следующую часть: Григорий уже там, читает на древнегреческом; он ведет ее к проходу, где ждет сочинение Джабира ибн-Хайяна.

«Гебер» – так христианские алхимики называли этого араба, и он больше любого другого осветил их тьму. Бывший любовник и защитник Лейлы, Исаак, трясся от возбуждения, которого никогда не испытывал в ее объятиях, когда думал об этом священном тексте, где пометки оставила рука самого Гебера. Еврей считал, что этот труд содержит не меньше, чем формулу самого аль-иксира . И этот эликсир позволит человеку превратить любой неблагородный металл в золото.

Лейла не понимала химию. Но, идя по ступеням, она внутренне улыбалась. Потому что алхимики из Базеля или Парижа, с которыми Исаак переписывался, заплатили бы за текст Гебера целое состояние. Так бумага превратится в золото, и эту формулу девушка вполне могла понять. Бумага осуществит трансмутацию неблагородного металла ее жизни, и Лейла больше никогда не будет зависеть от мужчины.

Любого мужчины… Она замедлила шаг, улыбка исчезла. Удивительно, как на нее подействовала простая мысль о Григории. Эта мысль не ограничивалась его пользой. Лейла чувствовала его близость с того момента, два дня назад, как появились генуэзские суда. Она бормотала строфы, чтобы защитить его в бою, и радовалась вместе со всеми галатцами, когда генуэзцы прорвались. Теперь он вернулся, она знала точно, в Константинополь. Ждет ее желаний. Ее разных желаний, призналась себе Лейла, и улыбка вернулась.

Вновь пойдя быстрее, проталкиваясь через угрюмую, притихшую толпу, она услышала глубокий звон далекого колокола. Лейла недолго пробыла в греческом городе, но научилась узнавать этот мрачный бой.