Артур Ландсбергер - Опаловый перстень. Авантюра доктора Хирна

— Напротив, посмотрите на него, — ответила Нэнси.

И действительно, лихорадка исчезла точно по волшебству. Шарль крепко спал. Ровное, спокойное дыхание явно доказывало, что болезнь отступает.

— О, мисс Нэнси, — радостно зашептал Уилки, — он спасен, и этим мы обязаны только вам.

— Молчите же! Вы видите, он спит, не разбудите его! — сказала Нэнси.

— Молчу, молчу! Но нельзя не поблагодарить Бога и его ангела…

С этими словами добряк Уилки схватил край платья Нэнси и покрыл его поцелуями. Нэнси ответила ему таким умоляющим взглядам, что баронет тотчас же уселся на свое место. Все утро они просидели молча у изголовья спавшего друга. Едва пробило двенадцать часов, как больной вдруг проснулся и, увидев баронета, позвал его.

— Уилки! Это ты?

— Да, друг мой, — в восторге ответил баронет, — да, это я! О, мой старый приятель!

— Ты был моей сиделкой? О, я узнаю тебя!

— Разумеется, — ответил Уилки, — но… Но я не…

Уилки остановился, ища глазами Нэнси, которая вдруг пропала: при первом движении Шарля она скрылась за занавесью кровати.

— Я не устал, хотел я сказать, — продолжал баронет.

Шарль задумался и, взглянув на Уилки, спросил:

— Ты давно уже сидишь со мной?

— Двадцать две ночи мы просидели у твоей кровати, — неосторожно ответил баронет.

— Значит, ты был не один? — быстро спросил больной.

— Нет, то есть… я один. Отчего ты так спрашиваешь?

— Ты сказал «мы просидели»…

— Да?

— Я уверен…

— Это возможно… но я так привык с некоторых пор говорить «мы»… Шарль и я, я и Шарль…

Объяснение не убедило Шарля.

— Я думаю, однако… — сказал он.

— Шарль, дитя мое, — перебил его баронет, хорошо видевший со своего места жесты Нэнси, — это первые слова, которые ты говоришь со времени битвы в Чарльстоне. Тебе, разумеется, теперь лучше, но разговоров на сегодня довольно.

Больной послушно замолчал, но по нахмуренному лбу его было видно, как он старался припомнить все, что произошло в это время. Спустя несколько минут он снова взглянул на друга.

— Нет, ты не был один, — сказал он.

— Уверяю тебя…

— Слушай, как ни слабы мои воспоминания, как ни легки были тени, представлявшиеся моему воображению, но я помню ощущения, которые испытывал, и никогда их не забуду. Я видел в бреду, как ко мне подходила смерть, как ее прогоняло чудесное видение, и я спокойно засыпал после того. Все кончено теперь, действительность опять вступает в свои права. Ах, где мои видения и грезы? Кто мне их вернет?

С этими словами он взглянул на свою руку, на которой не было больше кольца, данного ему Нэнси, и вдруг вскрикнул: кольцо снова было на пальце.

— Уилки! — вскрикнул он дрожащим голосом. — Посмотри!.. Кольцо!.. Опаловое кольцо! Она вернула мне его!.. Она здесь, я чувствую это! Ах, не обманывай меня, Уилки! Скажи мне, она здесь?

— Да, я здесь, — проговорил за занавесью голос Нэнси.

Выздоровление Шарля тянулось долго. Он был безмерно рад заботе и ухаживаниям своих друзей, однако оставаться в городе было небезопасно: желтая лихорадка, посещавшая эту местность каждое лето, угрожала принять характер эпидемии. Поэтому мистер Макдауэл и его гости вынуждены были переехать на плантацию. Гарри с грустью решил ехать вместе со всеми и в первый же день своего пребывания на плантации во время прогулки по тенистой аллее изливал свою досаду в следующих жалобах.

— Не везет! — говорил он. — Просто беда! Ах, где вы, славные вечера на бульваре Миш? Милый Париж! Как я тебя люблю!

Гарри шел очень быстро и часто обтирал платком мокрый лоб. В эту минуту чья-то рука опустилась на его плечо.

— А, это вы! — вскрикнул юноша, узнав Макдауэла.

— Ты плачешь, дитя мое? — спросил старик.

— Я? Нет, я всего лишь вытирал лоб: жара просто невыносима.

— Не пытайся меня обмануть, ты плачешь. Ах, я тебя вполне понимаю! Этот дом напоминает тебе, как и мне, такие сладкие, отрадные минуты. Дорогой Сары больше нет, Гарри! Мы не увидим больше ту, которую все мы так любили.

— Боже мой, ничто не доказывает нам, что Сара навсегда для нас потеряна, — ответил Гарри.

— Ты думаешь?

— Конечно, все возможно.

— Значит, еще можно надеяться?

— Разумеется!

— В таком случае, дитя мое, я прошу тебя выполнить один мой проект. Возраст не позволяет мне исполнить его самому.

— К вашим услугам.

— Я тебе дам неограниченный кредит на банкира в Сен-Луи, а ты объезди весь юг и отыщи следы нашей дорогой Сары. Не бойся усталости и не скупись на деньги.

— О, положитесь на меня! — И в самом деле, подумал он, путешествовать, тратя много денег, веселее, чем сидеть здесь, как обезьяна на кокосовом дереве.

Нэнси гуляла на террасе, когда увидела отца, возвращавшегося под руку с Гарри. У него был такой старческий, болезненный вид, что девушка почувствовала угрызения совести за недостаток внимания к нему. «Как я этого раньше не замечала? — подумала она. — Пока я спасала жизнь одному, другой умирал». И бедная Нэнси смахнула две крупные слезы.

В тот день, через час после обеда, все мужчины уехали на поля смотреть лошадей. Нэнси осталась дома одна. Едва начало смеркаться, как она увидела бегущего к ней в испуге верного Замбо.

— О, госпожа, добрая госпожа! — закричал он издалека. — Идите, идите скорее!

— Что случилось? — спросила Нэнси, тронувшись к нему навстречу.

— О, госпожа! Если бы вы только знали!.. Очень худо! А для господина… очень хорошо! Замбо очень боится и очень доволен!

— Ну, говори же!

— Госпожа, бедная женщина, вся в лохмотьях, вышла на берег из рыбачьей лодки. Я видел, она едва стояла на ногах и потом упала совсем без движения…

— Но ты ей помог?

— Я хотел это сделать, но, нагнувшись, увидел… — Замбо испугался.

— Что же?

Замбо осмотрелся кругом, чтобы убедиться, что его никто не подслушивает, и затем тихо прибавил:

— Я узнал госпожу, Сару Макдауэл.

— Сару! Ты уверен в этом? — бледнея, спросила Нэнси.

— О да, госпожа! Совершенно уверен…

— Пойдем скорее…

Нэнси выбежала на улицу и быстро достигла того места, где негр видел упавшую в обморок женщину. Замбо не ошибся, это была Сара Макдауэл. Несчастная скоро пришла в себя и, увидев Нэнси, слабым голосом сказала:

— Простите меня, мисс Нэнси, простите! О, если бы вы знали! Простите!..

— Силы изменяют вам, — сказала Нэнси, не желая показывать, что она понимает, о чем говорит мачеха.

— Не силы изменяют мне, — ответила Сара, — меня мучают угрызения совести…

— Встаньте, ради бога…

— Не раньше, чем вы простите меня! Я так искренне раскаиваюсь, — добавила Сара.

Нэнси приподняла ее и, целуя, сказала тихонько:

— Я христианка, дорогая матушка, и каждый вечер, с самого дня нашей разлуки, повторяю в молитве: прости нам прегрешения, как мы их прощаем тем, кто нас оскорбил! Еще раз умоляю, встаньте, дорогая матушка, все давно забыто.