Чуфо Йоренс - Я подарю тебе землю

— Руфь, умоляю тебя, следи за своими словами! У евреев и так достаточно проблем, а ты еще и выражаешь свое мнение перед открытым окном, где нас может услышать кто угодно! Ты требуешь, чтобы тебя считали взрослой, а ведешь себя безрассуднее любого ребенка... Однако, спохватившись, что этот выговор ничего не изменит, он решил вернуться к прежней теме. — Так вот, — произнес он, — имей в виду, что ни я, ни твоя мать никогда не допустим такого союза.

— Мне уже шестнадцать лет, отец. Мне не требуется ваше разрешение. Я лишь хотела поставить вас в известность о моем решении. Я хочу быть счастливой в этом мире, а не в том, другом, которого никогда не видела. Да и никто другой тоже.

— Руфь, мне не хотелось бы этого делать, но ты не оставляешь мне другого выхода. Я запрещаю тебе идти на поводу у твоих глупостей!

— Вы не можете мне ничего запретить, отец, — перебила Руфь. — Я вам больше скажу: он даже не знает, что я его люблю, но если однажды он ответит мне взаимностью, это будет для меня лучше любого рая — будь то рай христианский, иудейский, мусульманский или какой-нибудь еще. И уверяю вас, что не стану сидеть сложа руки и ждать. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы добиться его любви.

— Ты хочешь, чтобы я умер от горя?

— Вы же сами знаете, что ваше горе может стать моим счастьем. Если вы действительно меня любите, вам придётся смириться.

С этими словами девушка поднялась со своего места и, поклонившись, вышла из кабинета, оставив потерявшего дар речи Бенвениста в одиночестве.

Эудальд Льобет обрадовался, застав Марти за работой, зная по опыту, что, когда человек занят делом, он меньше горюет. Льобет много думал об исповеди Монкузи и, разумеется, знал, что долг священника — свято хранить ее тайну. С другой стороны, понимая, какая тяжкая боль лежит на сердце у Марти, он все же решил рассказать ему часть правды, чтобы избавить юношу хотя бы от некоторых сомнений, терзающих его душу.

Их разговор состоялся в порту, где Марти наблюдал за погрузкой и разгрузкой одного из девяти своих кораблей. Как всегда, в глазах Марти стояла печаль, а в чертах лица со дня смерти Лайи поселилась скорбь.

— Как ваши дела, Марти? — спросил каноник, пряча руки в рукава рясы от холодного зимнего ветра.

— Слава Богу, более или менее. Как видите, весь ушел в работу, она помогает не думать о ней...

— И каковы ваши дальнейшие планы?

— Собираюсь посвятить работе остаток жизни.

Священник задумался над этими словами.

— Жизнь — это долгий путь, на котором встречаются как тернии, так и розы, — произнес он в ответ. — Все в ней случается — и горе, и радость. Но нельзя впадать в уныние. Горести — еще не конец жизни, наш долг — подняться и продолжать путь. В конце концов, Господь всегда заботится о своих детях.

— Возможно, но порой он забывает о них. Скажу вам честно: вера моя пошатнулась.

— Не гневите бога. Людям дано видеть лишь малый отрезок своего пути. Он же со своей вершины видит все. Хотя я могу вас понять: случившееся ужасно, но все же я не сомневаюсь, что в конце концов вы поймете — конечно, если не утратите веры, что хорошего в вашей жизни намного больше, а ваш путь в целом поистине прекрасен.

Марти немного помолчал.

— Эудальд, рана в моей душе так и не зажила, — признался он наконец.

— Для этого требуется время...

— Перед смертью Лайя сказала мне прекрасные слова. Но мне до сих пор не дает покоя мысль: почему она так поступила? Из-за чего приняла столь чудовищное решение?

— Случившееся с ней было настолько ужасно, что у нее помутился рассудок. Никто на свете не может судить человека за самоубийство, поскольку не в нашей власти проникнуть в чужую душу, но я могу вам сказать, что произошло с Лайей. Возможно, от этого вам станет немного легче.

— Что?

Острая боль сомнений одолевала священника, ведь впервые в жизни он собирался открыть постороннему человеку услышанное на исповеди.

Марти нетерпеливо шагнул навстречу Эудальду и, взяв его за плечо, развернул лицом к себе.

— Говорите же, ради всего святого!

— Лайя любила вас — с первой встречи и до последнего вздоха.

— В таком случае, что же она хотела сказать в этом своём письме?

— Она действительно хотела вам кое-что сказать. Что по-прежнему любит вас, но не может в этом признаться.

— Но, в таком случае, что или кто заставил ее написать подобное?

— Обстоятельства, Марти. Обстоятельства и законы, которые правят в нашем мире.

— Что вы хотите этим сказать?

Льобет помедлил, прежде чем решился сказать полуправду.

— Лайю изнасиловал человек столь могущественный, что едва ли кто-то осмелиться бы встать у него на пути.

— Закон един для всех, — возразил Марти.

— Вы же сами знаете, что это не так. Бернат тоже это знал. Сначала он хотел отправить ее в монастырь, но потом, рассудив, что опороченную девушку туда могут не принять, решил выдать ее за вас замуж, в надежде, что со временем ее боль утихнет, а то и вовсе забудется. Однако он понимал, насколько вы будете возмущены, узнав правду, и потому придумал эту историю про неведомого аристократа. Более того, вы не знали еще кое о чем. Я сам узнал об этом совсем недавно.

— Продолжайте, Эудальд. Все равно хуже быть уже не может.

— У Лайи родился ребёнок, который умер вскоре после рождения.

Дела Марти шли в гору, молодому человеку даже казалось, что провидение старается таким образом хоть немного восполнить утрату. Срок аренды дома возле церкви святого Михаила истекал, однако и здесь фортуна пришла Марти на помощь. Владелец дома нуждался в деньгах и согласился заложить дом, чтобы получить кредит. Зная человеческую природу, Марти не сомневался, что тот не сможет выплатить деньги в срок, и дом перейдет в его собственность. Так и произошло.

Затем, благодаря своим связям и врожденной предприимчивости, ему удалось купить плодовый сад с водонапорной башней, откуда открывался вид на городскую стену, и два поместья неподалеку от города. В скором времени его сосед, чьи земли лежали между этих двух поместий, решил, лучше перебраться в другое место, чем жить рядом с таким трудолюбивым человеком, поскольку шум работ в поместьях Марти начинался еще до рассвета и не стихал до поздней ночи. Потеряв надежду когда-нибудь спокойно уснуть, сосед легко согласился продать Марти свое имущество — разумеется, за хорошую цену, поскольку раздражающий сосед оказался отнюдь не скуп.

Морская торговля также шла в гору. Число его кораблей значительно увеличилось, теперь Марти владел двумя гребными и тремя парусными галерами, двумя грузовыми судами и тремя баржами для каботажных перевозок. Лучшими его капитанами по праву считались Жофре, Феле (другой его друг детства, Марти поручил ему заняться портом Сан-Фелиу, куда привозили из Сицилии и Сардинии кору пробкового дуба, вывозили специи) и грек Манипулос, который вместе с «Морской звездой» тоже вошел в их кампанию.