Чуфо Йоренс - Я подарю тебе землю

Альбинос открыл свой ящик, достал оттуда телячий пергамент, перо и чернильницу и спросил:

— Насколько высокое положение занимает ваш враг?

— Должен вам сказать, что сама графиня Альмодис отступила от правил и пожаловала ему гражданство Барселоны. Его дом — один из богатейших в городе; он владеет более чем двадцатью кораблями, на которых привозит в город чёрное масло для освещения улиц.

Альбинос открыл чернильницу и, обмакнув в неё кончик пера, стал писать.

— Насколько я понял, речь идёт о Марти Барбани.

— Разумеется.

— Это весьма известная персона. Уповаю на ваше благоразумие: не дай бог иметь такого врага! Даже я не рискнул бы с ним связываться. Ну и что же вы хотите о нем узнать?

— Мне необходимо нащупать его слабые места; для этого я должен знать все о его семье, друзьях, знакомых, должниках и кредиторах, а также о том, не нарушает ли он закон, ввозя или вывозя запрещённые товары. Кроме того, мне нужны сведения о его связях с евреями и прочими подозрительными людьми. И, наконец, я должен знать как можно больше о его привычках и странностях.

— Я понимаю, что меня это не касается, но всё же предпочитаю знать причины, по которым клиентам требуются мои услуги.

— Ну, это просто, — ответил советник. — Ничто не возмущает меня так, как человеческая неблагодарность, и ничто не возбуждает во мне такой ненависти, как те, что пытаются кусать руку, которая их кормит. Этот человек пришёл ко мне в те времена, когда был никем и ничем, просить моего покровительства, которое я имел неосторожность ему оказать. Однако он этого не оценил; пользуясь тем, что я оказался у него в долгу, он имел наглость просить руки моей приёмной дочери. Помня о его услугах, я дал понять, что, не будучи гражданином Барселоны, он не может претендовать на руку моей дочери. Но он не отступил; обманом ввёл он в мой дом коварную злодейку-рабыню, и та своим пением и сладкими речами околдовала сердце моей Лайи, сущего ребёнка. При посредничестве этой рабыни он свёл знакомство с Лайей, втерся к ней в доверие и уговорил выйти за него замуж, как только позволят обстоятельства, обманув таким образом мое доверие и предав нашу дружбу, а затем довёл мою девочку до самоубийства.

— Судя по тому, что вы рассказали, ситуация весьма серьёзна.

— Но и это ещё не все, — продолжал советник. — На своё несчастье, я сам представил его вегеру, и тот от лица города стал покупать у него чёрное масло, которое он привозит с Востока, и тогда, Марти Барбани отказался иметь со мной дело, отплатив чёрной неблагодарностью.

— И что же вы хотите узнать о нем?

На сей раз советник не сумел сдержать гнева.

— Все, вплоть до цвета его фекалий. Но прежде всего я хочу знать, что его связывает с людьми из Каля.

— Не извольте беспокоиться, я все разузнаю, — пообещал альбинос, — в особенности то, что касается его отношений с евреями; не забывайте, я ведь и сам — обращенный. Как говорится, клин клином вышибают.

— А как быть в том случае, если мне, помимо сведений, потребуются и кое-какие ваши действия? — осведомился советник. — Разумеется, действовать вам придется втайне: прямыми путями до него не добраться.

— У меня есть для этого свои люди, но, как вы сами понимаете, это будет стоить несколько дороже.

— На этот счёт можете не беспокоиться: вам известно, что я хорошо плачу тем, кто на меня работает.

В ту самую минуту, когда Бернат Монкузи беседовал со своим зловещим гостем, Руфь спорила с Марти, настаивая на встрече с отцом.

— Вы хоть понимаете, как вы рискуете?

— Марти, вы обещали, что хотя бы попытаетесь, — не уступала она. — Я умру от горя, если не смогу увидеться с ним.

— Для этого вам придётся нарушить сразу два ваших закона, — предупредил Марти. — Во-первых, выйти на улицу в запретный для евреев час, а во-вторых, переодеться мужчиной, поскольку женщинам вход в тюрьму запрещён.

— Как бы то ни было, он лишится последнего утешения, если покинет этот мир, не повидавшись со мной напоследок, ведь я знаю, что он желает этого больше всего на свете. Если это случится, я вам этого никогда не прощу.

— Ну, что ж, да будет так. Но имейте в виду: я обещал попытаться, и не моя вина, если ничего не получится.

Марти попросил Эудальда отыскать Жауме Форнольса и тот, в соответствии с неписанным кодексом старых товарищей по оружию, на следующий день разрешил Марти навестить Бенвениста вместе со старшим сыном заключенного, при условии, что они не пронесут с собой нож или кинжал. Когда колокола созывали к вечерне, под ослепительным сиянием фонарей Марти пара вошла на площадь, где находилась тюрьма Палау-Менор.

Неподалеку от сторожевой башни расхаживал часовой. Форнолис не хотел иметь свидетелей своего поступка. Когда две тени приблизились, держась в тени деревьев, он остановился и оглядел площадь в поисках нежелательных глаз. Марти и закутанная в плащ Руфь подошли к своему нежданному благодетелю.

Голос Форнольса прозвучал тихо и чётко:

— Прошу вас долго не задерживаться.

— Падре Льобет особо предупредил нас об этом, — ответил Марти. — Мы знаем, что наша судьба полностью зависит от вас и мы должны уйти до того, как вы сменитесь с караула. Не хватало ещё, чтобы у вашей милости были из-за нас неприятности.

— Я буду рад оказать услугу сыну моего товарища по оружию, перед которым я в неоплатном долгу, но на карту поставлено слишком много.

— Не сомневайтесь, я найду способ вас отблагодарить.

С этими словами Марти, пошарив в сумке, висевшей на плече, извлёк оттуда кошелёк из невыделанный кожи и протянул стражнику.

— Зачем вы мне это даёте? — возмутился он. — Мне ничего не нужно.

С этими словами он попытался вернуть кошелёк Марти. Однако тот перехватил его руку.

— Уверяю вас, это не последние мои деньги. Фортуна благоволит мне, и я ни в чем не нуждаюсь. А вы сказали, что у вас есть жена и дети, так возьмите эти деньги для них — просто как знак моей благодарности.

В полутьме Жауме Форнольс развязал кожаную темнику на небольшом мешочке, и запустил внутрь руку.

— Вы с ума сошли! — воскликнул он. — Да здесь по меньшей мере мое полугодовое жалованье!

— Даже всех денег мира не хватит, чтобы окупить то, что вы для нас сделали.

Проводив их до камеры, Форнольс внимательно присмотрелся к маленькой фигурке, закутанной в плащ, которая молча и неотступно следовала за Марти.

— Это его сын? — спросил стражник.

— Да, сын, — ответил Марти. — А поскольку, кроме него, у осуждённого только две дочери, этот мальчик, несмотря на юный возраст, примет на себя всю ответственность за их судьбу и за судьбу своей матери. Вы же знаете, каковы эти евреи.

— Из уважения к вам я не стану его обыскивать, но вы должны поклясться, что не пронесёте в тюрьму никакого оружия.