Чуфо Йоренс - Я подарю тебе землю

— А с какой это стати Рим вмешивается в дела, которые касаются меня, и только меня? Тем более сейчас, когда еще ничего не случилось?

Голос епископа зазвучал мягче.

— Вы же сами знаете, что уже случилось. Более того, вы даже составили план, включающий в себя целый ряд немыслимых деяний. Прежде всего, вы совершенно незаслуженно отвергли вашу супругу, с которой сочетались браком лишь год назад. Вы собираетесь похитить жену человека, который так любезно принимал вас в своем замке. И наконец, хотите открыто сожительствовать с ней. Вы просто еще не до конца продумали все детали этого зловещего плана.

Рамон изо всех сил старался держать себя в руках, но в голосе его отчетливо прозвучала угроза:

— Во-первых, вынужден вам напомнить: до сих пор никого почему-то не интересовали мои чувства и привязанности. В Риме прекрасно известно, что я всегда был добрым католиком и принес свою молодость в жертву политическим интересам графства и церкви. Дважды я женился по выбору и указанию моей бабки, которая всегда пыталась ублажить Рим. Во-вторых, никто в Риме не может знать моих намерений, что бы вам там ни говорили. Да, я желаю аннулировать свой нынешний брак, как и брак графини Альмодис. Кстати говоря, ее браки Рим расторгал уже дважды, сделав ее объектом купли-продажи для владетельных домов христианского мира. Не думаю, что я чем-то хуже и заслуживаю немилости Папы.

— Граф, я понимаю ваши резоны, но боюсь, вы ставите телегу впереди лошади. Ситуация, конечно, необычная, но я могу не понять ваше желание расторгнуть брак спустя столь короткое время. Никто не может знать, что происходит в супружеской спальне, но для развода все же необходимы веские причины и доказательства. В первый раз вы еще могли бы рассчитывать на расторжение брака, мы бы это поняли, учитывая вашу молодость. Но мы не можем подрывать авторитет христианства, поощряя ваше недостойное стремление похитить жену другого графа, также доброго христианина и верноподданного Рима.

— Дорогой епископ, как слуга церкви, вы плохо представляете, что такое человеческие страсти. Быть может, вы знаете о них в теории, но едва ли понимаете, какой это ад: любить одну женщину и при этом жить с другой.

— Мне понятна ваша проблема, но год назад вы уже не были ребенком, и решение жениться приняли вполне осознанно, заключив брак перед всем христианским миром в присутствии свидетелей. Как человек и властитель вы не можете расторгнуть его по собственному капризу, пересесть из одной кареты в другую. Властители обладают многими привилегиями, но у них есть и обязанности, которыми не обременен простолюдин.

Рамон вскинул голову.

— Риму не было дела до меня и моих чувств, когда он дал разрешение на мой первый брак, а я был ещё ребёнком! Да что вы можете знать о страстях и капризах? Меня женили на Изабелле Барселонской, когда я был еще так мал, что не мог исполнить обязанности супруга еще несколько лет. Потом я овдовел, и моя бабка Эрмезинда — а вы сами знаете, как трудно с ней спорить — выбрала для меня новую графиню, Бланку де Ампурьяс, которая никогда не вызывала у меня никаких чувств. Тем не менее, я согласился — в большей степени по политическим мотивам. Бабка стремилась сохранить для себя титул регентши Жироны и прибрать к рукам Ампурьяс. Мне с самого начала не было дела до Бланки, но я уступил. Мне было все равно, ведь я не знал, что такое любовь. И вот теперь, благодаря этому благословенному путешествию, о котором я никогда не пожалею, стрела Купидона пронзила мою грудь. Если бы эта стрела ранила только меня, я бы отказался от своих намерений, но в сердце графини Тулузской вспыхнули те же чувства. И клянусь, я не откажусь от своей любви, несмотря ни на что.

Епископ тихим голосом привёл последний довод:

— Вы хоть понимаете, что ставите под угрозу свой графский титул?

— Да я готов поставить на кон все графства мира, если потребуется.

— А как насчет царствия небесного?

— На это я могу сказать вам только одно, мой добрый Гийем, — произнёс граф. — Помните, Господь сказал Лазарю: «Встань и иди»? Так вот, ему следовало сказать иначе: «Встань и спроси». Сначала нужно узнать, где оно находится. Мусульмане, по крайней мере, представляют его достаточно ясно, а нам, христианам, ничего не рассказывают ни о гуриях, ни о зелёных лугах, а я ни разу не видел, чтобы кто-то парил верхом на облаке и распевал псалмы. И теперь, когда я нашёл своё счастье с графиней Альмодис, я уверен, что это и есть величайшее в мире блаженство. Так что можете передать всем, что я не откажусь от этого счастья, какие бы преграды ни вставали на моем пути, — непреклонно заявил Рамон, зная, что в это самое время его верный рыцарь Жильбер д'Эструк посвящает графиню Тулузскую в подробности ее будущего побега.

Барселона, лето 1052 года

А тем временем Марти развил бурную деятельность. Он даже представить себе не мог, что у богатых людей, оказывается, столько проблем. Конечно, богатство его было весьма относительным, но он понимал — только от решимости и трудолюбия будет зависеть, увеличится оно в будущем или, наоборот, растает. Однако по сравнению с прежним положением сейчас он казался себе настоящим царем Мидасом. Марти продолжал жить в доме при монастыре, куда его любезно пригласил падре Льобет, но его не покидала мысль о покупке собственного дома.

Правда, после того как он мельком увидел лицо девушки с невольничьего рынка, Марти стоило неимоверных усилий думать о чем-то другом. Стоило ему закрыть глаза, как перед ним вновь и вновь вставало ее лицо, где бы ни находился Марти, он ощущал ее невидимое присутствие. Пока он сумел узнать лишь ее имя — Лайя, а также то, что ее отец, Бернат Монкузи, один из самых влиятельных людей в городе, чье несметное богатство делало девушку еще более недоступной. Но это не мешало ему строить планы, как познакомиться с ней и перекинуться хотя бы несколькими словами. И в скором времени начала вызревать идея, которая при должной храбрости и настойчивости могла оказаться вполне осуществимой. Если план удастся, то Марти сможет приблизиться к предмету своих мечтаний. Однако прежде всего надо было купить приличный дом, а уж потом на досуге лелеять грандиозные планы о том, как стать гражданином Барселоны.

Город рос и благодаря стараниям своих жителей уже давно готов был лопнуть по швам, не вмещая такого количества людей, привлеченных новыми возможностями и надеждой преуспеть. Все они, конечно, стремились поселиться внутри городских стен, но здесь уже и так негде было повернуться от бесчисленных лачуг, хибар, сараев и прочих развалюх, городские стены уже буквально трещали. А потому новые кварталы приходилось строить за их пределами.