Карен Мейтленд - Убить сову

— Если сейчас же не прекратите свару, я скажу вашему отцу, и тогда ни один из вас не пойдёт завтра смотреть сожжение. Я по доброте сердечной стараюсь помочь вашему бедному дорогому папе, а вы оба только и делаете, что донимаете меня так, что уже голова раскалывается, — Летиция плеснула водой из ковша на собаку, попытавшуюся проскользнуть в дом вслед за ней. Псина зарычала, но ушла.

— Смотри, что ты наделала, — зашипел мне на ухо Уильям. Это всё из-за тебя, мелкая свинячья какашка.

— Крутитесь под ногами весь день, — продолжала ворчать Летиция. — Давайте, делайте хоть что-нибудь — принесите воды. И не из колодца, он ещё проклят, таким и останется, пока нечестивая девчонка не превратится в пепел. Идите к реке, притащите воды оттуда. И чтоб выбирали место почище, не то принесёте мне ведро грязи. А теперь живо пошли, иначе велю отцу отстегать обоих.

Она повесила на плечо Уильяму пару кожаных вёдер, связанных верёвкой, и выставила нас из дома.

Уильям оттолкнул меня и быстро пошёл по дорожке, стараясь оставить меня позади. Пришлось бегом его, догонять. Он злится, когда я хожу за ним, потому я это и делаю. Но уж лучше бы мне ходить самой — за ним угнаться трудно. Хотя чувствую я себя получше, только ноги ещё слабые.

Я почти не помню, как болела. В голове всё смешалось — потоп, болезнь, Оулмэн. Иногда я сама не знаю, что правда, а что просто страшный сон.

Не знаю, сколько я пробыла в доме женщин, но помню, как очнулась в комнате размером больше, чем сразу два дома, там стояло много-много кроватей, а в них стонущие люди. Мне было страшно. Я ела то, что давали серые женщины, их еда заколдована, и теперь я зачахну и умру. Я прямо чувствовала, как меня клюют птицы, так предрекала Летиция. Мне было так страшно, и я всё кричала и кричала, но Летиция пришла и спасла меня — она говорит, что чуть не опоздала.

Я думала, дома меня будет ждать Ма. А её не было. Отец сказал, она больше не вернётся. Я не поверила и плакала по ней, пока отец меня не отшлёпал. Я и сейчас по ней плачу, только по ночам, закрываю рот одеялом, чтобы он не слышал.

— Кончай таскаться за мной, — Уильям нарочно столкнул меня в кусты. — Думаешь, мне хочется, чтобы все видели, как я хожу с девчонкой? И не надейся пойти со мной завтра, не выйдет. Я вообще не знаю, зачем ты собралась туда идти. Обделаешься и будешь звать маму... И орать начнёшь ещё до того, как огонь её коснётся.

— Вот и нет!

— Да точно. Ты ведь даже не знаешь, как это происходит, да?

— Можно подумать, ты знаешь.

Ноги дрожали, но отставать я не собиралась.

— Знаю, Генри рассказывал, — Уильям казался очень довольным. — Он видел целую кучу сожжений в Норвиче. Рассказать тебе?

Я знала, что он хочет меня напугать, и не хотела слушать. Но если я откажусь, он всё равно заставит. Я пожала плечами, стараясь сделать вид, будто мне всё равно.

— Сначала сгорает вся одежда, и всем видны сиськи и всё остальное. Кожа начинает покрываться пузырями и лопаться, а потом плавится и стекает к ногам. Вонь ужасная, от одного ветерка тебя стошнит, как собаку. А она всё кричит и кричит, и от этого крика тебе больше никогда не избавиться.

Я вздрогнула, зажала рукой рот. Мне уже стало плохо.

Уильям смотрел на меня и ухмылялся.

— Видишь, Лужа, я же говорил, ты забоишься.

Я забежала немного вперёд, чтобы он не видел моё лицо.

— Я не боюсь. И на Грин пойду загодя, чтобы стоять впереди.

— Да неужели, — он схватил меня за косички. Я вывернулась, попыталась пнуть его, но руки у Уильяма слишком длинные, мне не дотянуться. Я изо всех сил укусила его за руку, он зашипел, как придушенный гусь, и отпустил меня.

— Ну погоди, я тебя ещё поймаю, мелкая дрянь!

Я поскорее побежала вперёд по дорожке, мимо двора дубильщика и дальше, в сторону Грина. Уильям погнался за мной, но ему мешали вёдра. Ноги у меня сводила судорога, в боку кололо. Я завернула за угол, бежала так быстро, что не заметила стоящего в тени Мастера Совы — пока он меня не схватил. Он зажал мне рот рукой в кожаной перчатке, и прежде чем я поняла, что случилось, натянул вонючий мешок на голову и руки. Мастер Совы перекинул меня через плечо, больно ударив, и быстро пошёл вперёд. Я пинала его и вырывалась, но он не отпускал. Потом я услышала, как заскрипела открывающаяся дверь, он остановился, сбросил меня на усыпанный камышами пол. Я сжалась, боясь пошевелиться.

— Вот эта паршивка, отче.

— Тебе обязательно надо было так её тащить? Она напугана до полусмерти.

Мастер Совы невесело рассмеялся.

— Разве церковь не учит, что страх — начало премудрости? Главное, отче, проследи, чтобы она всё сделала как надо. А не то придётся мне малость поговорить с деканом насчёт одного хорошенького парнишки, твоего приятеля.

Я услышала шуршание камышей, Отец Ульфрид взвизгнул, будто его ударили.

— Смотри не ошибись, отче. Аод решил так или иначе покончить с этой чужестранкой сегодня ночью, с ней и со всем её домом ведьм. Доставишь её к нему или будешь сам молить о смерти, ещё до рассвета.

Дверь гулко хлопнула.

Я съёжилась, чувствуя, как развязывают мешок на моей голове.

Отец Ульфрид склонился ко мне, поднял на ноги. Мы стояли в церкви.

— Ты не ушиблась, детка?

Я покачала головой, сердце стучало где-то в горле. Мастера Совы уже не было. Я попыталась потихоньку улизнуть к двери, но отец Ульфрид схватил меня за руку.

— Тебе нечего бояться, дитя, — отец Ульфрид присел рядом со мной, его лицо оказалось на одном уровне с моим. Он истекал потом, хотя в церкви стояла стужа. — Слушай внимательно, дитя. Ты кое-что должна для меня сделать. Это очень важно. Ты знаешь чужестранок, живущих за деревней?

Я покачала головой.

Отец Ульфрид нетерпеливо нахмурился.

— Ты знаешь. Тебя туда отвели, когда ты болела, помнишь? Женщины в сером.

— Но я никогда с ними не говорила.

— А теперь мне нужно, чтобы ты именно поговорила. Ступай туда и попроси привратницу, чтобы тебе дали поговорить с их главной. Они ее называют Настоятельница Марта. Можешь это запомнить?

— Ма говорит, мне нельзя к ним приближаться, потому что они хватают маленьких девочек и продают их в рабство за море.

— Но ты уже была у них в доме, и они ведь тебя не продали, правда?

— Только потому, что пришла Летиция и спасла меня, прежде чем они успели.

— Довольно этого вздора, — отец Ульфрид встал с колен и теперь возвышался надо мной. Я подалась назад, он он держал меня за плечи. Его руки сдавливали мне кожу.

— Раньше уже видели, как ты с ними разговаривала, еще до твоей болезни. Ты брала у них еду. А ты ведь знаешь, что случается с маленькими девочками, которые врут? — Священник развернул меня и указал на стену, где черти с птичьими головами толкали кричащих грешников в адское пламя. — А теперь, дитя, тебе пора идти в дом женщин и спросить Настоятельницу Марту. Когда она выйдет, передай ей вот это.