Александр Дюма - Три мушкетера. Роман

- Сутки проходят быстро. Не будем же говорить о вашем заточении и вернёмся к тому, что привело меня сюда.

- Как это - что привело вас сюда? Разве вас привело сюда не желание увидеться с мужем, с которым вы были целую неделю разлучены? - спросил галантерейщик, задетый за живое.

- Конечно, прежде всего это. Но, кроме того, и другое.

- Говорите!

- Это - дело чрезвычайной важности, от которого, быть может, зависит вся наша будущая судьба.

- Наше положение сильно изменилось за то время, что я не видел вас, госпожа Бонасье, и я не удивлюсь, если через несколько месяцев оно будет внушать зависть очень многим.

- Да, особенно если вы точно выполните то, что я вам укажу.

- Мне?

- Да, вам. Нужно совершить одно доброе святое дело, и вместе с тем можно будет заработать много денег.

Г-жа Бонасье знала, что упоминанием о деньгах она заденет слабую струнку своего мужа.

Но любой человек, хотя бы и галантерейщик, поговорив десять минут с кардиналом Ришелье, уже делался совершенно иным.

- Много денег? - переспросил Бонасье, выпятив нижнюю губу.

- Да, много.

- Сколько примерно?

- Может быть, целую тысячу пистолей.

- Значит, то, о чём вы собираетесь просить меня, очень важно?

- Да.

- Что же нужно будет сделать?

- Вы немедленно отправитесь в путь. Я дам вам письмо, которое вы будете хранить как зеницу ока и вручите в собственные руки тому, кому оно предназначено.

- И куда же я поеду?

- В Лондон.

- Я? В Лондон? Да вы шутите! У меня нет никаких дел в Лондоне.

- Но другим нужно, чтобы вы поехали в Лондон.

- Кто эти другие? Предупреждаю вас, что я ничего больше не стану делать вслепую и что я не только желаю знать, чем я рискую, но и ради кого я рискую.

- Знатная особа посылает вас, и знатная особа вас ждёт. Награда превзойдёт ваши желания - вот всё, что я могу вам обещать.

- Снова интрига! Вечные интриги! Благодарю! Теперь меня не проведёшь: господин кардинал мне кое-что разъяснил.

- Кардинал! - вскричала г-жа Бонасье. - Вы виделись с кардиналом?

- Да, он пригласил меня! - заявил галантерейщик.

- И вы последовали этому приглашению, неосторожный вы человек?

- Должен признаться, что у меня не было выбора - идти или не идти: меня вели двое конвойных. Должен также признаться, что так как я тогда ещё не знал его высокопреосвященства, то, если б я мог уклониться от этого посещения, я был бы очень рад.

- Он грубо обошёлся с вами, грозил вам?

- Он подал мне руку и назвал своим другом, своим другом! Слышите, сударыня? Я - друг великого кардинала!

- Великого кардинала?

- Уж не собираетесь ли вы оспаривать у него этот титул?

- Я ничего не оспариваю, но я говорю вам, что милость министра - вещь непрочная и что только сумасшедший свяжет свою судьбу с министром. Есть власть, стоящая выше его силы, - власть, покоящаяся не на прихоти человека или на исходе каких-нибудь событий. Такой власти и надо служить.

- Мне очень жаль, сударыня, но для меня нет другой власти, кроме власти великого человека, которому я имею честь служить.

- Вы служите кардиналу?

- Да, сударыня. И как его слуга я не допущу, чтобы вы впутывались в заговоры против безопасности государства и чтобы вы, вы помогали интригам женщины, которая, не будучи француженкой, сердцем принадлежит Испании. К счастью, у нас есть великий кардинал: его недремлющее око следит за всем и проникает до глубины сердец.

Бонасье слово в слово повторил фразу, слышанную от графа Рошфора. Он запомнил её и только ждал случая блеснуть ею. Но бедная молодая женщина, рассчитывавшая на своего мужа и в этой надежде поручившаяся за него королеве, задрожала и от ужаса перед опасностью, которую чуть не навлекла на себя, и от сознания своей беспомощности. Всё же, зная слабости своего мужа, а особенно его алчность, она ещё не теряла надежды заставить его исполнить её волю.

- Ах, так, значит, вы кардиналист, сударь! - воскликнула она. - Ах, так вы служите тем, кто истязает вашу жену, оскорбляет вашу королеву!

- Интересы одного человека - ничто перед всеобщим благом. Я за тех, кто спасает государство! - напыщенно произнёс Бонасье.

Это снова была фраза графа Рошфора, которую Бонасье запомнил и нашёл случай вставить.

- Да имеете ли вы понятие, что такое государство, о котором вы говорите? - спросила, пожимая плечами, г-жа Бонасье. - Оставайтесь лучше простым мещанином, без всяких ухищрений, и станьте на сторону тех, кто предлагает вам наибольшие выгоды.

- Как сказать… - протянул Бонасье, похлопывая по лежавшему подле него туго набитому мешку, который зазвенел серебряным звоном. - Что вы на это скажете, почтеннейшая проповедница?

- Откуда эти деньги?

- Вы не догадываетесь?

- От кардинала?

- От него и от моего друга, графа Рошфора.

- От графа Рошфора? Но ведь он-то меня и похитил!

- Вполне возможно.

- И вы принимаете деньги от этого человека?

- Не говорили ли вы, что это похищение имело причину чисто политическую?

- Но целью этого похищения было заставить меня предать мою госпожу, вырвать у меня под пыткой признания, которые могли бы угрожать чести, а может быть, и жизни моей августейшей повелительницы!

- Сударыня, - сказал Бонасье, - ваша августейшая повелительница - вероломная испанка, и всё, что делает кардинал, делается по праву.

- Сударь, - вскричала молодая женщина, - я знала, что вы трусливы, алчны и глупы, но я не знала, что вы подлец!

- Сударыня… - проговорил Бонасье, впервые видевший свою жену в таком гневе и струсивший перед семейной бурей, - сударыня, что вы говорите?

- Я говорю, что вы негодяй! - продолжала г-жа Бонасье, заметив, что она снова начинает приобретать влияние на своего мужа. - Так, значит, вы, вы стали заниматься политикой, да сделались к тому же и сторонником кардинала? Так, значит, вы телом и душой продаётесь дьяволу, да ещё за деньги?

- Не дьяволу, а кардиналу.

- Это одно и то же! - воскликнула молодая женщина. - Кто говорит «Ришелье» - говорит «сатана».

- Замолчите, сударыня, замолчите! Вас могут услышать!

- Да, вы правы, и мне будет стыдно за вашу трусость.

- Но чего вы, собственно, требуете?

- Я вам уже сказала: я требую, чтобы вы сию же минуту отправились в путь и чтобы вы честно выполнили поручение, которым я удостаиваю вас. На этих условиях я готова всё забыть и простить вам. И более того, - она протянула ему руку, - я верну вам свою дружбу.

Бонасье был труслив и жаден, но жену свою он любил: он растрогался. Пятидесятилетнему мужу трудно долго сердиться на двадцатипятилетнюю жену. Г-жа Бонасье увидела, что он колеблется.

- Ну как же? Вы решились?

- Но дорогая моя, подумайте сами: чего вы требуете от меня? Лондон находится далеко, очень далеко от Парижа, к тому же возможно, что ваше поручение связано с опасностями.