Генрих Кениг - Карнавал короля Иеронима

— На этот раз ты была права. Перед своим отъездом он зашел к Симеону и сказал, чтобы он посылал меня в Ненндорф для словесных докладов королю во всех сомнительных случаях, когда письменные донесения покажутся ему недостаточными. Симеон сообщил мне об этом сегодня, потому что теперь у него на очереди несколько таких дел. Помимо разных других вопросов, нужно представить его величеству для предварительного просмотра речь Миллера, которую он произнесет в отсутствие короля при закрытии рейхстага. Затем один из депутатов рейхстага, Геберлин, безнадежно болен: он занимал место профессора права в Гельмштедте и при этом пользуется большой известностью за свои сочинения и почтенную общественную деятельность. Симеон не хочет упустить такого удобного случая и, чтобы выставить легкомысленного короля в благоприятном свете перед его подданными, предлагает его величеству назначить пенсию в 1800 франков вдове Геберлина и воспитать его детей на казенный счет.

— Но когда ты думаешь ехать? — спросила Лина.

— Не далее как сегодня, часа через два. Я нарочно зашел домой сказать тебе, чтобы ты занялась приготовлениями к дороге. Надеюсь, ты поедешь со мной. Ненндорф и вся долина Везера славятся своими прекрасными видами, а на обратном пути мы заедем в Пирмонт.

Лина не могла прийти в себя от удивления. Хотя ее муж постоянно заботился о том, чтобы доставить ей то или другое удовольствие и предупреждал все ее желания, но любезность его никогда не простиралась до решимости представить ее ко двору и ввести в знатное кассельское общество. Ревность Гейстера к жене была, так сказать, рассудочная; сердце мало участвовало в ней. Он сравнительно спокойно выслушал, когда Лина призналась ему в любви к Герману, потому что одинаково доверял обоим; но всякое ухаживание за его женой со стороны развратного человека он считал унижением ее женского достоинства и личным оскорблением для него самого. В этом случае он не мог бы поручиться за себя и был в состоянии дойти до последней крайности. Но теперь ничего подобного не приходило ему в голову; они не предполагали провести сезон на водах, или знакомиться с обществом. Он не имел пока никаких поводов для беспокойства; к тому же здоровье его значительно улучшилось, а почетное поручение удовлетворяло его честолюбие.

Молодая женщина поспешила изъявить свое согласие, тем более что предстоящее путешествие рисовалось ее воображению в самых заманчивых красках. Кроме того, с мыслью о Ненндорфе у нее была связана надежда встретить там Сесиль, хотя она не сочла нужным высказать этого.

— Очень рад, что мы поедем вместе! — говорил Гейстер. — Я окончу работу в министерстве и закажу экипаж, а ты уложи белье и платье к моему возвращению. Распорядись также, чтобы пораньше был подан обед; мы тотчас же двинемся в путь. Ночевать будем в Карлсгафене, проведем там вечер и насладимся прелестным утром. Ты увидишь отвесные горы, отчасти покрытые растительностью, частью совершенно обнаженные, которые поразят тебя своим величием. Везер необыкновенно красив в этом месте, а когда мы переедем мост и спустимся на бременскую дорогу, перед нами откроется долина, грандиозная по своей величине. Ты будешь в полном восторге, Лина!.. Однако мне пора идти, я скоро вернусь…

С этими словами Гейстер поспешно удалился.

Донесение Германа вполне удовлетворило министра финансов по форме и ясности изложения, хотя содержание его было далеко не утешительное.

— Я был уверен, что из этого дела ничего не выйдет, — сказал Бюлов, обращаясь к своему секретарю, — и поэтому хлопотал, чтобы переговоры вели депутаты рейхстага. Заем в Голландии не удался, она вовсе не желает идти на подобный риск.

— Действительно, в данном случае вашему превосходительству ничего не оставалось, как устранится от всякого участия в деле, — подтвердил Провансаль. — Теперь никто не подумает обвинять депутатов и для всех будет ясно, что недоверие биржевого мира прямо относится к молодому государству; но если бы переговоры шли через вас, то враги ваши могли бы сказать, что Бюлов не имеет кредита и не годится в министры финансов.

— Тем не менее мне придется дать богатую пищу? злословию моих врагов, — сказал Бюлов, — так как я хочу пустить в ход мой личный кредит и попытаться сделать внутренний заем. Вот тут я набросал общий план в цифрах. Одно из двух: государство должно иметь или внешний, или внутренний кредит, если претендует на существование. Теперь весь вопрос в том, в состоянии ли наше королевство выйти из затруднения собственными силами. Я предлагаю заем внутри государства; нужно только сделать точный расчет, чтобы он не был слишком обременителен. Мой проект должен быть выработан до возвращения депутатов из Голландии…

— Ваше превосходительство имеет в виду добровольный заем?

— Да, и я рассчитываю собрать таким образом требуемые двадцать миллионов, потому что долг будет обеспечен доходами государства и погашаться постепенно. Разумеется, придется прежде всего выпустить облигации; но если после трех назначенных для этого сроков облигации не разойдутся, то мы вынуждены будем прибегнуть к принудительным мерам… Но пока я не сообщаю вам никаких подробностей, потому что нужно хорошенько все обдумать…

— Но разве нет никакой надежды на Голландию? — спросил Провансаль.

— Никакой, кроме жалкого займа в два миллиона франков и на довольно обременительных условиях! Скажу вам по секрету, Провансаль, что я хочу предоставить эту сумму в распоряжение главного казначея Дюшамбона, пусть он нянчится с голландцами. Все равно необходимо во что бы то ни стало покрыть долг Иеронима. Как вам известно, он занял ровно два миллиона, чтобы иметь возможность выехать из Парижа и водвориться королем в Касселе. На него самого рассчитывать нечего: вместо того чтобы выплачивать постепенно свой частный долг, как этого требуют честь и справедливость, он самовольно перевел эти два миллиона на государственное казначейство. Должно быть, не одни Бурбоны способны сказать: «L’Etat c’est moi!..» Легкомысленному Иерониму и в голову не приходит, что из-за него между мной и главным казначеем происходят постоянные столкновения, не только неприятные для нас, но и вредные для дела…

Новый задуманный им проект настолько занимал Бюлова, что он в тот же день написал Герману, чтобы тот обращался за дальнейшими инструкциями к королевскому секретарю Маренвиллю и при первой возможности возвращался в Кассель. В числе других новостей он сообщал, что в сентябре Наполеон прибудет в Эрфурт для свидания с императором Александром, вследствие чего французский посланник отказывается от поездки в Фалкенлуст и только уедет дня на два в Веймар для свидания с Гете.