Генрих Кениг - Карнавал короля Иеронима

Мадемуазель Делагэ, очевидно, ожидала этого вопроса и ответила с живостью:

— Мы, действительно, предполагали остаться в Пирмонте более долгое время по совету лейб-медика Цадига, но пирмонтский доктор тотчас же послал меня сюда. Это не особенно порадовало нас, потому что, вследствие присутствия двора, в Ненндорфе слишком большое стечение публики. Но мы объявили Маренвиллю, что мы здесь на положении больных и хотим остаться инкогнито.

— Король уважает наше инкогнито, — сказала Сесиль, — или, лучше сказать, инкогнито моей кузины, потому что моя особа ему почти не известна.

Во время разговора, который беспрестанно прерывался, мадемуазель Делагэ расспросила Лину, как она думает провести вечер.

— Вы сегодня, — продолжала она, — осмотрите ближайшие окрестности, но немного подальше есть необыкновенно живописное место, где главный минеральный источник. Вы отправитесь туда вместе с нами, мы укажем вам дорогу, чтобы иметь возможность побыть в вашем обществе. У нас здесь нет никаких знакомых, а Сесиль почти не появляется на публике. Завтра, после обеда, мы зайдем за вами. Это прелестная прогулка по тенистой аллее, и можно будет зайти куда-нибудь выпить кофе.

Лина ответила уклончиво, что должна спросить мужа и не знает, как он решил провести завтрашний день.

— Мы попросим его пойти вместе с нами, вероятно, он не откажется быть нашим кавалером.

Лина, успокоенная тем, что будет под покровительством своего мужа, тем охотнее приняла предложение, что представлялся случай ближе познакомиться с Сесилью и составить о ней более определенное мнение. Вообще Сесиль произвела бы на нее хорошее впечатление, если бы не роковое письмо, которое было слишком явной уликой против нее; так что она не могла придавать никакого значения скромности и приличным манерам молодой француженки.

Гейстер вернулся домой вскоре после ухода обеих дам и, узнав о принятом приглашении, сказал с улыбкой:

— Приглашение сделано в такой вежливой форме, что ты не могла ответить отказом, Лина, да к тому же ты, вероятно, намерена заняться наблюдениями.

— На это мало надежды. Если бы ты видел, Людвиг, как она была скромна и застенчива сегодня! У нее, действительно, сценический талант… Однако пойдем скорее, баронесса ожидает нас…

Обед на открытом воздухе и прогулка в экипаже по живописным окрестностям Ненндорфа доставили Лине большое удовольствие. При всей своей скромности она не могла не заметить эффекта, производимого на публику ее красотой, и это немало способствовало ее веселости. К тому же баронесса, несмотря на слабость к поэзии доходившую до комизма, была самой приятной собеседницей, очень любезностной и остроумной.

На следующее утро Лина встала раньше обычного и, проводив мужа до замка, отправилась к баронессе фон Шеле, с которой должна была сделать несколько покупок.

Обойдя лавки, они зашли в «Kursaal» послушать музыку, затем Лина через сад отправилась домой, так как наступило время обеда, и Людвиг мог вернуться из замка.

Перед гостиницей она увидела Маренвилля и мадемуазель Делагэ, которые прогуливались взад и вперед по аллее, видимо, поджидая кого-то, и ускорила шаг, в надежде, что они не заметят ее. Но в это время Люси обернулась и позвала ее. Услыхав свое имя, она быстро свернула с аллеи и бросилась к крыльцу гостиницы, сердце ее усиленно билось, ей казалось, что кто-то догоняет ее; при мысли, что это Маренвилль, на нее напал безотчетный страх — не помня себя от ужаса, она вбежала по лестнице, повернула направо в коридор и поспешно отворила вторую дверь от входа, в убеждении, что войдет к себе в номер. Но вместо Людвига она увидела Сесиль, которая быстро соскочила с колен мужчины, сидевшего на диване, и заслонила его собой.

Лина обомлела от удивления и испуга и в первую минуту не могла ничего сообразить, затем, пробормотав извинения, выбежала вон, затворив за собой дверь. Тут только, оглядевшись кругом, она убедилась, что поднялась этажом выше и попала в комнату Сесили, которая находилась над их номером.

Когда она вернулась к себе и рассказала мужу о том, что случилось с ней, то он изменился в лице и сурово заметил, что ее неосмотрительность может навлечь на него серьезные неприятности.

— Разве ты не догадываешься, — добавил он шепотом, — что ты застала у Сесили самого короля?

— Короля! — воскликнула она. — Я была так озадачена, что не заметила его лица, тем более что Сесиль заслонила его от меня. Неужели это был король?

— Разумеется! — воскликнул с досадой Гейстер, так как ее удивление раздражало его, при том беспокойстве, какое овладело им. — Не сердись на меня, Лина, но я нахожу, что это непростительное ребячество с твоей стороны — бежать таким образом от человека, который был даже не один, а с мадемуазель Делагэ. Пойми, что это нелепо! Порядочная женщина должна держать себя с достоинством и этим импонировать людям вроде Маренвилля, а не бежать от них, сломя голову. Знаешь ли, что он подумает об этом, при его нахальстве? Что женщина, которая способна бежать таким постыдным образом, близка к падению.

— Что с тобой, Людвиг? — спросила она, бросив на него взгляд, исполненный такого глубокого негодования, что он тотчас же опомнился и сознался, что думал только о себе и последствиях, которые может иметь для него это приключение.

— Прости меня, Лина, — проговорил он, целуя ее руку.

— Я вовсе не жалею, что это случилось, — сказала она, — а ты останешься в стороне, потому что не можешь быть ответственным за опрометчивость твоей жены. Теперь по крайней мере не может быть никакого сомнения в том…

Она замолчала, но он понял, какая мысль занимает ее, и ответил спокойным голосом:

— Ты права, Лина, эта случайность не повредит мне, а относительно Сесили, действительно, не может быть никакого сомнения, что она в связи с Иеронимом. Я надеюсь, что после этой истории она сама решится на отступление, потому что, вероятно, сообразит, что при твоей дружбе к Герману, ему будет все известно… Кстати, я забыл сказать, что мои дела почти окончены, и мы можем уехать отсюда сегодня после обеда.

— Нет, Людвиг, мне кажется, что нам неудобно двинуться из Ненндорфа, пока они не совсем отпустили тебя.

— Этого ждать слишком долго! Маренвилль сказал, что меня могут позвать только по какому-нибудь экстренному случаю, а если мы уедем до этого случая, то они обойдутся и без моих услуг.

— Не лучше ли остаться, Людвиг, и обдумать заранее, что тебе ответить, если Маренвилль заговорит с тобой о моем странном поведении. Кроме того, я обещала за тебя этим дамам идти с ними гулять, и они хотели зайти после обеда. Если мы уедем, то это будет иметь вид бегства, а ты сам только что упрекал меня за это, — добавила она с улыбкой.