Генрих Кениг - Карнавал короля Иеронима

Отсюда молодежь устремилась к шестам для лазанья (mats de cocagne) с развешанными на них призами. Два оркестра странствующих музыкантов играли на площади, представлявшей любопытное и разнообразное зрелище для многочисленной публики, которой были заполнены все окна соседних домов.

С наступлением ночи площадь осветилась разноцветными фонарями, одновременно с этим началась иллюминация по всему городу. Часть публики двинулась к театру, чтобы присутствоваться на бесплатном представлении «Волшебной флейты»; другие спешили к дворцу, перед которым был устроен павильон из сосновых ветвей в виде волшебного храма, убранный гирляндами плошек — ветер раздувал желтоватое пламя, придавая ему фантастические очертания. Не менее оживлены были и остальные улицы, во многих местах были транспаранты с затейливыми надписями, из открытых окон пивных и ресторанов слышался говор и смех.

На углу одной улицы Герман и Лина встретили Натузиуса, который шел под руку с невестой. Он только что приехал из Магдебурга и на самое короткое время; поэтому свадьба была назначена на следующий день.

Натузиус с первых же слов начал просить Лину, чтобы она осталась лишний день в Касселе ради их свадьбы. Но так как из-за сновавшей взад и вперед толпы неудобно было останавливаться на улице, то он поспешил предложить руку Лине и пошел с ней.

— А вы поневоле должны быть моим кавалером! — сказала Тереза, взяв под руку Германа. — Разумеется, прежде всего беру с вас слово, что вы будете на моей свадьбе, а затем, — добавила она, понизив голос, — вы расскажете мне, как жилось Лине это время. Вероятно, ей нелегко было расстаться с Касселем?..

Герман не обратил внимания на тон с каким сделан был последний вопрос, потому что в эту минуту был занят проходившей мимо парой. Он тотчас узнал Рефельда, несмотря на длинный плащ и низко надвинутую шляпу, дама по фигуре и походке живо напомнила ему Фаншон, горничную генеральши Кудра.

В последнее время Герман встречал барона Рефельда только на тайных собраниях Прусско-гессенского союза и однажды спросил его: чем кончилось приключение с зонтиком? Барон заметно смутился и ответил уклончиво: «Все обошлось гораздо благополучнее, нежели можно было ожидать»! Из этих слов Герман заключил, что его приятель потерпел неудачу, но теперь это предположение оказалось ошибочным; он терялся в догадках и рассеянно слушал Терезу.

На следующее утро Герман явился на службу позже обыкновенного и застал в кабинете госпожу Бюлов, которая с улыбкой встретила его.

— Муж мой уехал сегодня во дворец по какому-то делу! — сказала она. — Я вызвалась заменить его — поэтому садитесь, господин доктор, и начинайте свой доклад, прежде всего я желала бы знать, как вы провели вчерашний день и понравилась ли вам иллюминация?

Герман ответил, что накануне провел целый день на улице среди толпы и что благодаря хорошей погоде насладился вполне королевским праздником, равно и иллюминацией. Затем он сообщил о встрече с Натузиусом и его скорой свадьбе.

Графиня Бюлов была в веселом расположении духа и в этом случае любила поддразнивать своих друзей, особенно Германа, с которым не считала нужным стесняться, тем более что была уверена в его расположении. Герман не подозревал, что она знает его историю с Аделью, и это придавало особенную пикантность ее шутливым намекам. Затем она спросила о Лине; и по тону его и выражению лица угадала женским чутьем тайну его нового романа.

Она подошла к роялю и пропела ему на мелодию менуэта любовные стихи, обращенные к какой-то Лине.

Герман вскочил с места и, чтобы скрыть свое смущение, ответил с принужденным смехом:

— К несчастью, графиня, вы так высокопоставленны, что я лишен возможности отомстить вам, но это доставило бы мне большое удовольствие. Не знаю только, какой род мести я придумал бы для вас…

В это время послышался шум подъехавшего экипажа.

— Я решительно не понимаю, чем вы недовольны, господин доктор! — удивилась графиня. — Дамы слишком избаловали вас… Но вот муж мой, я слышу его шаги!

Бюлов, войдя в кабинет, торопливо поздоровался с женой и, обращаясь к Герману, сказал:

— Вы пришли кстати, господин доктор! Я могу сообщить вам приятную новость: король только что назначил вас «Inspecteur des economats».

— Ваше превосходительство!.. — проговорил Герман взволнованно, не находя слов, чтобы выразить свою радость.

— Значит, господин доктор не будет больше служить под твоим начальством, и мы должны проститься с ним! — воскликнула графиня.

— Напротив, — возразил Бюлов. — Я уверен, что господин доктор будет навещать нас чаще прежнего в качестве нашего друга. А теперь присядем, я сообщу вам много интересного… Когда я приехал во дворец, меня провели в приемную и объявили, что Иероним принимает ванну. Вслед за мной явился Бонгар и стал настойчиво требовать, чтобы скорее доложили о нем королю. Когда мы остались наедине с шефом жандармов, он сказал мне шепотом: «Я сообщу королю очень приятное известие; поэтому если у вас есть какое-нибудь дело, которое вы желаете провести, то воспользуйтесь удобной минутой». Тут Бонгара позвали к королю и их совещание продолжалось довольно долго. Я с нетерпением ожидал конца и даже испытывал некоторый страх при мысли, что не получены ли какие-нибудь вести из Пруссии вроде злополучного письма Штейна. Наконец, вошел Бонгар, он улыбался, но в то же время можно было видеть по выражению его лица, что он чем-то недоволен. «Идите, вас ждут, граф Бюлов! — сказал он мне. — Пожалуйста, окажите мне услугу, отговорите короля от его намерения. Он хочет в виде награды навязать мне ненавистную для меня должность генерал-директора полиции и, вероятно, спросит вашего совета!» «Вы говорите это серьезно или ради приличия?» — спросил я. «Нет, я серьезно прошу вас об этом, — сказал он, — потому что не желаю быть преемником Берканьи!»

Бюлов замолчал и задумался.

— Ну что было дальше? Говори скорее, Ганс! — сказала с нетерпением графиня.

— Когда я вошел в кабинет, — продолжал Бюлов, — король встретил меня очень дружелюбно, но он был настолько взволнован, что не знал с чего начать разговор, кусал ногти и расхаживал взад и вперед по комнате. Наконец он объяснил мне, в чем дело. Оказывается, Бонгар открыл тайного шпиона, который писал доносы императору, благодаря тому, что отправил в Париж ловкого агента с поручением вскрывать все письма, получаемые из Вестфалии. Шпионом оказался никто иной как Саванье, главный секретарь Берканьи. Письма свои он отправлял не из Касселя, а через провинциальную почту, на имя какого-то частного лица, которое передавало их императору. Одно из таких писем с подробным описанием последних придворных событий в Касселе попало в руки посланного агента, который поспешил известить об этом шефа жандармов. Иероним очень доволен сделанным открытием и решил выпроводить Саванье из Касселя, если почему-либо не удастся повесить его. Но он настолько же зол на Берканьи, который позволил себя одурачить своему секретарю и, по-видимому, сообщал ему разные тайны, которые он мог слышать только от короля или Маренвилля…