Генрих Кениг - Карнавал короля Иеронима

— Это Бианка Лафлеш, жена королевского интенданта, уроженка Генуи, — сказал Провансаль.

— Редко можно встретить такую красавицу! — продолжал с восторгом Натузиус. — У нее голова и фигура античной статуи, и какой ослепительно белый цвет лица!

— Иероним познакомился с ней в Генуе, — сказал вполголоса Провансаль.

— Когда же король был там?

— Разве вы забыли, что Иероним приезжал в Милан для расторжения своего брака с Елизаветой Паттерсон! Отсюда Наполеон отправил его в алжирскую экспедицию для освобождения пленных генуэзцев. Иерониму, действительно, удалось доставить с собой из экспедиции человек двадцать, которых он привез в Геную, где народ восторженно встретил его; здесь же познакомился он с красивой женой банкира Лафлеша и попал под власть этой кокетки. Когда Иероним сделался вестфальским королем, Бианка переселилась сюда со всеми своими родственниками…

Провансаль замолчал, потому что в эту минуту они снова поравнялись с госпожой Лафлеш, она шла под руку с каким-то смуглым господином, который, видимо, старался занять свою собеседницу интересным разговором.

— Кто этот господин? — спросил Натузиус. — У него умное лицо.

— Это шевалье Пишон, — ответил Провансаль, — первый оратор государственного совета; Бюлов уважает его, как человека идеи и весьма сведущего, он обладает замечательной памятью и редким красноречием; все партии заискивают перед ним, но он не принадлежит ни к одной из них… Однако вам пора идти, вы видите — все спешат во дворец…

Королева в это время только что вернулась из парка и поднималась по главной лестнице в сопровождении первого камергера барона де Шале и своей статс-дамы, мадам Молле де ла Рошет.

Натузиус простился с молодыми людьми, которые, проводив его до дворца, свернули в боковую аллею. Но тут, к ужасу Германа, они встретили обер-гофмейстерину, которая шла в сопровождении двух королевских пажей. Она остановилась, видимо, поджидая его, так как отослала пажей. Провансаль почтительно поклонился и также прошел мимо. Таким образом Герман очутился наедине с обер-гофмейстериной и, сняв шляпу, в смущении стоял перед ней. Она обратилась к нему с приветливой улыбкой.

— Очень рада видеть вас, господин доктор! Мне уж приходило в голову, что вы уехали из Касселя или умерли, потому что не знала, чем объяснить ваше долгое отсутствие! Между тем я до сих пор в долгу у вас за немецкие уроки.

Герман окончательно растерялся при этих словах, которые живо напомнили ему прошлое, и проговорил с усилием:

— Вы так добры ко мне, графиня… я чувствую себя глубоко виноватым перед вами…

Он остановился из боязни, что сказал слишком много, и не мог придумать, как выйти из затруднительного положения.

— К сожалению, я не могу продолжать нашего разговора, — сказала графиня, — потому что во дворце могут заметить мое отсутствие, но я должна многое сообщить вам… Зайдите ко мне, когда я буду в городе. До свидания!..

Она сделала несколько шагов, затем опять вернулась и добавила торопливо:

— Едва не забыла сказать вам, что генерал Морио узнал о немецких уроках от генерал-директора полиции… Скажите, пожалуйста, вы никогда не встречали переодетых полицейских в моем доме?

— Нет, графиня, я ведь не знаю никого из них, да и вообще мне не приходилось встречать незнакомых в вашем доме.

— Значит, это кто-нибудь из прислуги… вероятнее всего — моя горничная!.. Я знаю, Морио был невежлив с вами, а теперь все изменилось… Адель осчастливила его; поэтому не избегайте встречи с ним и не отказывайтесь, если он обратится к вам с каким-нибудь предложением… Сделайте это для Адели! До свидания!

Графиня поспешно удалилась, оставив Германа в полном недоумении. Последние слова были произнесены ей с особенным ударением и настолько озадачили его, что он напрасно старался уяснить себе их смысл.

Он поспешил нагнать Провансаля, но был так занят своими мыслями, что с трудом мог поддерживать разговор. За обедом он мало-помалу развеселился; приветливое обращение графини Антонии рассеяло его последние сомнения относительно приключения с Аделью, которое несмотря на его легкомыслие все-таки беспокоило его время от времени.

Он встал из-за стола в наилучшем расположении духа и предложил Провансалю сесть в экипаж и отправиться пить кофе в загородный ресторан Кейлгольца.

— Кстати, — добавил он, — никогда не был там, но слышал…

— Allons! — прервал его Провансаль, — прекрасная мысль! Там можно подчас встретить интересное общество, и во всяком случае нам дадут чашку хорошего кофе.

Молодые люди застали у Кейлгольца многочисленную публику, кроме обычных посетителей, было много приезжих. Полицейский агент Вюрц сидел за отдельным столиком, он был в новомодном штатском платье и явился сюда в надежде подслушать неосторожные речи, так как Берканьи поручил ему следить за депутатами. Он разыгрывал роль bon vivant, велел подать себе изысканный обед и заговаривал со всеми, прибавляя к каждому слову: «Могу вас уверить! та parole d’honneur! как честный человек!» При этом Вюрц был особенно откровенен с приезжими, рассказывал придворные сплетни, порицал положение дел и лиц, стоящих у «кормила правления», хотя не называл их имен.

Но пока все старания полицейского агента не привели ни к каким результатам; все, видимо, избегали его, так как многие знали в лицо и поспешили предостеречь более доверчивых. Только один депутат из Гарца, Мельгауз, начал возражать Вюрцу и задавать ему вопросы, но его остановил молодой военный врач, сидевший с ним за одним столом.

— Господин Мельгауз, — сказал он громко, — советую вам не особенно доверять господину Вюрцу, если вы сообщите слишком много сведений, то ему трудно будет донести их до полицейского бюро, тем более что он плотно покушал. Пожалейте этого «честного человека»!

— Что вы хотите сказать этим? — воскликнул Вюрц, поднимаясь с места. — Надеюсь, что это сделано не с целью возбудить против меня подозрение этих господ!.. Вы слишком смелы, monsieur le chirurgien aide-major! Вы знаете меня…

— Конечно, знаю, потому и говорю! — ответил со смехом молодой врач.

— Я могу пожаловаться на вас полковнику Рюэллю! — сказал Вюрц угрожающим тоном. — Мне уже удалось проучить нескольких!

— Это всем известно, а равно и то, что часть штрафа, наложенного на виновных, попала вам в карман! — продолжал врач. — Но заранее предупреждаю, что от меня будет вам плохая пожива!

— Вы осмеливаетесь порицать закон! — воскликнул Вюрц. — Штрафы установлены законом, и ни один благонамеренный гражданин не может находить в них ничего предосудительного!

— Я никогда не позволю себе ничего подобного! — возразил врач, который, видимо, находился под влиянием выпитого вина и все более возвышал голос. — Напротив, я восхищаюсь ежедневно нашими прекрасными законами и полезными нововведениями! Вот, например, что может быть лучше двух учреждений, заимствованных нами из Франции, которые доставляют заработок стольким людям, а именно: тайная полиция и публичные дома!