Густав Эмар - Том 1. Арканзасские трапперы. Искатель следов

Солдат было мало, но зато офицеров — хоть отбавляй. К губернатору во дворец их собралось около тридцати человек, а это на такой ничтожный гарнизон было даже больше, чем нужно: на два солдата приходилось по одному офицеру. Человеку, не знающему Мексики, это может показаться невероятным, а между тем это — святая истина и показывает только, в каком состоянии анархии находилась в то время эта несчастная страна.

Тридцать человек офицеров в богатых, расшитых золотом мундирах и в орденах тесной группой окружили генерала, а в приемной для устрашения индейцев было поставлено три взвода солдат, по десяти человек каждый, то есть как раз половина всего войска, состоявшего в это время под командой генерала.

Когда все приготовления были окончены, ввели депутатов.

Индейские вожди давно уже привыкли к испанской роскоши и поэтому, не обнаруживая ни малейших признаков удивления, вошли в залу, с достоинством поклонились присутствующим и, скрестив руки на груди, стали ждать, пока с ними заговорят.

Генерал с минуту смотрел на них с удивлением. Он в первый раз видел так близко свирепых краснокожих, рассказы о кровавых подвигах которых не раз приводили его в трепет.

— Какая причина заставила моих сыновей явиться ко мне? — спросил генерал добродушным и вкрадчивым голосом. — Пусть они объяснят мне свою просьбу и, если это зависит от меня, я непременно исполню ее.

Такое вступление, которое генерал считал необыкновенно политичным, было, напротив, крайне неудачно: оно задевало гордость тех, к кому генерал обращался с речью и к которым он в своих же интересах должен был бы отнестись совершенно иначе.

Единорог сделал шаг вперед, сардоническая улыбка искривила его губы, и на речь генерала он ответил с легкой насмешкой в голосе:

— Я сейчас слышал попугая. Или, может быть, эти слова относятся не ко мне?

Генерал покраснел до белков глаз при этом оскорблении, за которое он, однако же, не имел возможности наказать виновного.

— Вождь плохо понял мои слова, — сказа он, — я вовсе не желал его оскорбить, а, наоборот, хотел сделать ему приятное.

— Команчи приходят сюда не за тем, чтобы просить милости, — гордо продолжал Единорог, — они сами сумеют отомстить за обиду.

— В таком случае, скажите мне, что нужно моему сыну?

— Поговорить с моим отцом о выкупе белых вождей, находящихся у меня в плену. Пять бледнолицых живут в вигвамах команчей. Мои воины требуют их казни. Кровь бледнолицых приятна вождю племени… Мои пленники умрут завтра же, если мой отец не выкупит их теперь.

За этими словами, произнесенными твердым и решительным голосом, наступило глубокое молчание.

Мексиканские офицеры грустно размышляли об ужасной судьбе своих товарищей.

Единорог продолжал:

— Что скажет мой отец? Привязать ли наших пленников к столбам пыток или вернуть им свободу?

— А какой выкуп назначаете вы за них? — спросил генерал.

— Слушайте меня все находящиеся здесь бледнолицые вожди и судите о милосердии и великодушии команчей: за жизнь этих пятерых вождей они требуют только жизнь двух людей.

— В самом деле, это очень немного, — заметил генерал, — а кто такие эти два человека, которых вы требуете?

— Бледнолицые зовут их: первого — дон Мигель Сарате, а второго — генерал Ибаньес.

Губернатор вздрогнул.

— Эти два человека не могут быть выданы вам, — отвечал он, — они приговорены к смерти и завтра они умрут.

— Хорошо, пленников начнут пытать сегодня вечером, — невозмутимо отвечал вождь.

— Но, — вскричал генерал, — нельзя ли будет устроить дело как-нибудь иначе?! Пусть мои братья просят у меня то, что я могу им дать, и…

— Я хочу этих двух человек, — перебил губернатора вождь, — иначе мои воины сами освободят их.

Одного из присутствовавших при этом свидании офицеров страшно возмущал напыщенный тон Единорога, и он сказал индейцу, что они не боятся угроз.

Индейский вождь обернулся к офицеру, речь которого вызвала сочувственное одобрение со стороны всех мексиканцев, находившихся в приемной, и сказал:

— Мои слова — слова человека, который ничего не боится и держит в своих руках жизни пяти человек.

— Э! — вскричал офицер. — Какое нам дело до этих людей? Мы не обязаны платить за них выкуп и, кроме того, вам уже сказали, что те, кого вы желаете взять вместо выкупа, осуждены на смерть.

— Хорошо, мы уйдем! — гордо поднимая голову, сказал Единорог. — Больше нам не о чем говорить, наши дела сами будут говорить за нас.

— Одну минуту! — вскричал генерал. — Переговоры еще не окончены!.. Мой сын — сам вождь, он человек умный и понимает, что нам необходимо время, чтобы дать ему окончательный ответ.

— Мой отец сказал мудро, — отвечал индеец после минутного размышления, — завтра в двенадцатом часу я приду за окончательным ответом бледнолицых.

— Хорошо, — отвечал губернатор. — Ну, а что будут делать до тех пор команчи?

— Они выйдут из города и расположатся лагерем в долине.

— Согласен!

— Владыка жизни слышал обещание моего отца. Если он не сдержит своего слова, если у него лживый язык, пролитая кровь падет на его голову.

Через час команчи покинули город и расположились лагерем на берегу реки, на расстоянии двух ружейных выстрелов от городской стены.

Когда мексиканские офицеры остались одни с генералом, мужество сразу вернулось к ним, и они принялись упрекать один другого за уступчивость в разговоре с индейцами и, в особенности, за данное им обещание.

Генерал с улыбкой на губах спокойно слушал их, а затем, все так же улыбаясь, сказал им:

— Обещание, за которое вы так упрекаете меня, ровно ни к чему не обязывает… До завтра еще далеко, и кто знает, может быть, завтра же мы избавимся от команчей, и нам совсем не нужно будет отдавать пленников, которых они так нагло требуют от нас.

Приблизительно в полумиле к западу от Санта-Фе, в овраге, под купой густых деревьев трое мужчин и женщина сидели у костра за ужином, ведя между собой оживленный разговор.

Трое мужчин были сыновьями Красного Кедра, женщина — Эллен.

— Гм! — проговорил Сеттер. — Какой это дьявол мог задержать старика так долго, он сказал нам, уходя, что вернется самое позднее через четыре часа, а теперь уже и солнце скоро сядет, а его все еще нет.

— Ба! — сказал Натан, пожимая плечами. — Уж не боишься ли ты, что с ним случилось что-нибудь! У нашего старика есть клюв и когти, а со времени последней своей встречи с доном Мигелем, которого завтра должны расстрелять в Санта-Фе, он держит себя очень осмотрительно.

— Мне нет никакого дела, — грубо отвечал Сеттер, — до того, здесь отец или нет: я хотел только сказать, что нам тут больше нечего делать и, вместо того, чтобы попусту ждать, нам следовало бы вернуться в лагерь, где наше присутствие необходимо.