Мармадьюк Маллоу - Универсальный саквояж миссис Фокс

– Завтра! – грозно сказал он, уже почти закрыв за собой дверь, и убедительно погрозил горшком. – Завтра я получу все деньги!

Дверь за ним захлопнулась с громким стуком. Д.Э. нашел табурет и брякнулся на него.

М.Р. продолжил качать ногой.

Вот как все это случилось.

Никанор Ивановитч Свистунофф был, кажется, русский, но сам себя называл молоканином. Д.Э., как услышал про молокан, аж закашлялся. Потом уже, когда дело было в шляпе, и компаньоны вышли из дома Свистунова на улицу, Дюк спросил:

– А что?

Джейк, которого, едва хлопнула за спиной дверь, скрючило пополам, только рукой махал.

– Ничего! – стонал он и опять начинал хохотать. – Ничего!

– Хорошенькое «ничего»! – обиделся М.Р. – Рассказывай быстро, я тоже посмеяться хочу!

– А то, – выговорил Д.Э., икая, хлюпая и вытирая выступившие слезы, – молокане! Это почти как мой папенька, только другое немного! А-ай! О-ой, сил нет!

С ним еще долго такое продолжалось, но М.Р. узнал: молокане – это вроде баптистов, и вроде бы из них много народу как раз в баптисты, когда они из России по разным странам подались, и перешло, и как будто молоканами называются от того, что в пост moloko пьют, а молоко, говорят, духовное, им Господь питаться завещал, икон не признают, человека образом Божьим считают – в общем, повезло, аж сил нет.

– Ты хоть понимаешь, что мы сделали? – плакал от такого веселья Джейк. – Мы уговорили святошу дать нам денег на фабрику неприличных фильмов!

Р.Т. Козебродски очень хотел разных фильмов, но отчего-то неприличные сценарии получались у него лучше всего. Потом он увлекся и забыл о своих философских размышлениях.

Дело, которым занимались двое джентльменов, было законным, было интересным и при этом отнимало много сил.

Первая же встреча со Свистуновым произошла вот как.

Пока жена Свистунова подпирала дверь мебелью, чтобы не допустить убийства, двое джентльменов сообщили ему про то, что их надули с помещением – взяли деньги за аренду, дали расписку и адрес. И что адрес оказался его. И что человек, которого сейчас снимали с карниза, сошел от горя с ума, и от этого голый за окно полез: с жизнью счеты сводить. Потому, что съемки были его единственной надеждой заработать на кусок хлеба жене и детям. Ну, и потом уже объяснили, что такое кинематограф, и что картина сатирическая, бичует пороки, в частности, сладострастие.

– Везучий парень попался, – хмыкнул М.Р. – Нас встретил. Вот я бы на его месте, наверное, сто лет за окном торчал, в чем мама родила. Пока бы ты не додумался, что меня что-то нету. Ну, или уж фараон увидел бы.

– Ерунда! – отмахнулся Джейк. – Если бы ты так застрял, то проторчал бы ровно столько, сколько нужно, чтобы муж в уборную пошел.

– А потом через всю квартиру на цыпочках? С риском нарваться?

М.Р. был настроен практически.

– Да черт с ним! – отмахнулся Джейк.

Он поправил шляпу.

– Ну и вот, пока ты с этим любовником несчастным возился… кстати, где он?

– В кабаке, естественно, – Дюк махнул рукой. – Сейчас уже должен быть пьян, как сапожник.

– Пригодиться может?

– Не-а, не может. Дурак, трус и жаловался всю дорогу. Тоже еще дон Жуан выискался.

– Жаль. Ну ладно, обойдемся. Так вот, я этому Свистунофф изложил про доброе дело – это у них штука такая, добрые дела делать, повздыхал, да и спросил, где можно помещение снять. Подешевле, потому что денег нам пообещали,…

Он сделал отчаянное лицо.

– … не дали, и вообще обманули. Куда катится мир!

Таков был Д.Э. Саммерс со своей идеей головоломки: все необходимое всегда у вас под рукой, надо только его увидеть. И воспользоваться. Даже, если кажется необычно. Особенно, если кажется необычно и даже странно, вроде, например, голого человека на карнизе третьего этажа, когда вы идете мимо в поисках дешевого помещения.

Когда на следующий день Никанор Ивановитч Свистунофф явился в арендованную на его кровные комнату, полюбоваться на свое доброе дело, то увидел такое, что только охнул да за сердце схватился. Момент был пиковый. Китти, с которой компаньоны (в смысле, М.Р.) срочно познакомились прошлой ночью, в театре «Фараон» – она там в одном маленьком шоу выступала – очень старалась. Новая картина называлась «Неудачный день для свидания» и довольно близко повторяла обстоятельства, при которых мистер Свистунофф вошел вчера в собственную супружескую спальню. Кое-какие обстоятельства (к примеру, количество одежды на героине), были все же другими. И заканчивалось по-другому: окном, захлопнутым перед любовником безжалостной рукой мистера Свистунофф в роли мужа. Дюк, впрочем, не расстроился, что остался в неглиже развлекать прохожих – слишком смеялся. Дальше, уже, когда киноаппарат перестал трещать, Джейк, то есть, конечно, антрепренер, милосердно открыл дверь, любовник торопливо вбежал в комнату и начал облачаться в костюм, «жена» смеялась звонким смехом, и все трое были довольны.

Дело оставалось за Свистунофф. Который должен был либо выгнать всю компанию взашей, либо… Он выбрал «либо». Под ужасным секретом. Джейк еще утешил: про добрые дела слишком звонить, мол, сами знаете, не положено. Никанор Ивановитч знал. Он молчал. Чтобы не узнали братья по вере. Компаньоны молчали тоже. Чтобы не узнали братья по вере мистера Свистунофф, полиция и еще одна барышня строгих правил, которая жила довольно далеко, в переулке за водонапорной башней, и которую М.Р. посещал по средам.

– Так, завтра, – сказал Джейк и прошелся по комнате туда-сюда. – К этому «завтра», господа, нам придется делать ноги. – Вот только куда? Куда глаза глядят?

– Нормально, – отозвался М.Р. – Сделаем.

Но Д.Э. никак не мог смириться с проигрышем.

– Какого дьявола! – возмущался он. – Мы бы никогда не разорились, если бы этот трусливый боров дал расклеить афиши!

– Ты же их все равно втихаря расклеил.

– Так в этом-то и свинство! Какой же идиот поедет через полгорода, когда кинематографы на каждом углу? Рядышком бы. Тумба здесь, две рядом с Централ Парк-авеню, а еще лучше, все четыре, чтобы со всех сторон. И где экипажи стоят. А еще около «Квакера». И рядом с «Фараоном». «Фараону» мы, конечно, не конкурент. Он нам – да, а мы ему – нет. Но – а вдруг?

– Все бы еще ничего, кабы этот бочонок с фикусом не был такой прижимистый, – в который раз пожаловался Дюк. – А так – второй год работаем с хламом из чулана мистера Свистунофф, который трясется, что кто-нибудь опознает его воскресный сюртук! Я титры устал придумывать! Господи, Боже ты мой, в каком ничтожестве приходится работать!

Джейк позвенел мелочью в кармане.

– Дело ясное, – сказал он. – Последний сеанс – и завтра нас здесь уже не будет.

Он смотрел в окно, что-то там хмурился и вид имел мрачный.

– Сколько, говоришь, у нас наличного капитала?