Игорь Болгарин - Адъютант его превосходительства. Том 1. Книга 1. Под чужим знаменем. Книга 2. Седьмой круг ада

Пожалуй, так следует сказать: «Боевые награды во все времена и у всех народов являлись одним из стимулов, побуждающих воинов к подвигам. В вооруженных силах Юга России принят принцип о невозможности награждения старыми русскими орденами за отличие в боях русских против русских…» Впрочем, эти слова лучше передать Верховному, пусть они прозвучат в его приказе. Вениамин откинулся на спинку кресла, облегченно вздохнул и вызвал секретаря.

— Распорядитесь, — попросил епископ, — стаканчик чайку — крепкого, горяченького, с лимоном.

Исполнив просьбу Вениамина, секретарь не уходил. Епископ с удивлением взглянул на него:

— Вы что-то хотите сказать?

— Я бы не решился тревожить ваше преосвященство, — тихо произнес секретарь, — но…

— Чай-то получился отменный! — благодушно кивнул епископ. — Так что там у вас?

— В приемной молодая женщина. Говорит, ей совершенно необходимо видеть вас… — Секретарь увидел, как, недоумевая, епископ пожал плечами, и торопливо добавил: — Я предупредил ее, что сегодня вы не сможете ее принять, но она настаивает… Она утверждает, что вы ее давно и хорошо знаете. Однако фамилию назвать отказалась.

— Вот как? — Вениамин вновь удивленно пожал плечами. Молча допив чай, испытующе поглядел на почтительно склонившего голову секретаря. — Она не назвала себя. Но вы-то знаете ее?

— Знаю. Она просила сохранить ее визит к вам в абсолютной тайне. Я пообещал. Это — Татьяна Николаевна Щукина, дочь известного вам полковника из контрразведки.

— Могли бы и не держать ее в приемной, — насупился епископ. — Дочь полковника Щукина с пустячным делом ко мне не пришла бы. — И, пригладив холеную черную бороду, сказал секретарю: — Пригласите!..

Поклонившись, секретарь бесшумно вышел.

Таня Щукина поразила епископа: он не ожидал увидеть столь красивую женщину. На ней был модный костюм, но выглядел он скромно и непритязательно, под стать случаю.

Он помнил ее по Петербургу, потом по Петрограду. Точнее, знал ее отца. Ее же несколько раз видел мельком — это был тогда эдакий угловатый гадкий утенок.

— Здравствуйте, владыка! — Таня подошла к епископу и, преклонив колени, поцеловала его руку.

Епископ поднял ее, бережно усадил в кресло.

— Прошу… садитесь… Позвольте на правах старого знакомого сделать вам комплимент: вы слегка повзрослели и несказанно похорошели.

— Благодарю вас, владыка. — Таня оглянулась на плотно закрытую дверь, торопливо заговорила: — Ради бога, простите меня за столь неожиданный визит. Поверьте, только исключительные обстоятельства заставили меня прибегнуть к вашей помощи.

Владыка удивленно посмотрел на Таню:

— Вы нуждаетесь в моей… или же в Божьей помощи?

— В вашей, владыка. Я пришла с мирским делом.

— Я слушаю вас.

— Вы сегодня будете видеть Петра Николаевича Врангеля… — начала Таня. — То есть я хотела сказать, что обычно в дни светлых праздников…

— Сегодня это не входило в мои планы, — решил схитрить епископ Вениамин.

— А если я вас очень попрошу повидаться сегодня с Петром Николаевичем?

Епископ слушал Таню и исподволь изучал ее. Он отметил, что в ее характере появилось кокетство, впрочем, как правило, почти всегда сопутствующее красоте, и совсем уж не свойственная прежней ее воспитанной мягкости жесткая деловитость. Деловитость и кокетство сочетались самым неожиданным образом. Владыка, всегда считавший себя знатоком души, удивился, что в человеке за столь короткий срок могут произойти такие большие перемены. «Впрочем, в наш век…»

— Если в этом будет большая необходимость, — глядя Тане в лицо, ответил владыка. — И потом, почему вы не обратились с этой просьбой к своему папе?

— Не могу, — отрицательно качнула головой Таня. — Я не уверена, что отец согласится выполнить мою просьбу. А это крайне важно. И не только для меня.

— В чем же суть просьбы? — спросил епископ.

— У меня есть очень важное для барона письмо. В нем содержатся сведения, касающиеся его мамы, баронессы Марии Дмитриевны, и еще одного человека, которому грозит скорая смерть. Барон может ее предотвратить, если получит это письмо.

— Та-ак. — Епископ удивленно взглянул на Таню, увидел ее страдающие глаза и понял, что и ее кокетство, и ее деловитость — всего лишь маска. И то, что он оценил поначалу как деловитость, была всего-навсего растерянность и отчаяние, на которые она пыталась неумело надеть маску прочной уверенности и житейской независимости.

— Подпоручик Уваров доставил из Совдепии очень важные письма. Одно адресовано баронессой Врангель своему сыну. Второе… оно касается заключенного в крепость офицера. Это все связано. Дело весьма срочное. — Таня старалась излагать все логично и последовательно, чтобы епископ смог быстро разобраться в сути дела. — Но подпоручика Уварова контрразведка по каким-то причинам держит взаперти. И барон до сих пор не может получить этих важных писем. Какая-то странная, темная игра контрразведки, из-за которой может погибнуть человек…

— Но при чем тут вы? — удивился епископ.

— Письма эти в той или иной степени касаются судьбы капитана Кольцова. — Губы Тани задрожали, но она взяла себя в руки. — Теперь вы понимаете, почему папа не согласится откликнуться на мою просьбу?

— Боже мой! Вы что же, помогаете большевикам? Откуда у вас все эти сведения? Кто их вам сообщил? Откуда письмо?

— Владыка! — твердо и решительно, но тихо сказала Таня. — Разве вам важно, за кого молиться? И разве это Господь переделил всех русских людей на белых и красных?..

Епископ потянулся к столу, взял в руки четки, стал торопливо и взволнованно перебирать их. Часто и громко щелкали в тиши большого гулкого кабинета черные, украшенные серебром лаковые косточки. Час от часу не легче. В какую историю он ввязывается по милости дочери полковника Щукина! «Православная церковь помогает безбожнику-большевику», — ошеломленно думал Вениамин. Но и отказать в просьбе он не мог. В конце концов, он всего лишь передает письмо.

— Что ж… я помогу вам, — опустив глаза, сухо промолвил Вениамин. — Я сделаю это.

— Благодарю вас, владыка! — тихо сказала Таня. — И пожалуйста, не говорите барону, откуда это письмо!

— Хорошо, — пообещал епископ и вдруг отчетливо вспомнил сегодняшнюю многолюдную площадь перед собором и коренастого мужчину, протягивающего ему свернутое трубочкой письмо; вспомнил даже фразу, брошенную ему вслед после того, как он отказался принять письмо: «Жалеть будете, ваше преосвященство!» — Хорошо! — твердо повторил он. — Я скажу, что мне его подал на площади прихожанин.

Таня извлекла письмо и, как величайшую ценность, бережно вручила его преосвященному.

— С Благовещением вас, ваше преосвященство! — Врангель пошел навстречу епископу, смиренно склонив голову для благословения.