Игорь Болгарин - Адъютант его превосходительства. Том 1. Книга 1. Под чужим знаменем. Книга 2. Седьмой круг ада

Они вошли в полутемную, освещенную красным фонарем комнату с узкими столами, уставленными ванночками с растворами. Хозяин вопросительно посмотрел на Красильникова.

— Я — от Кузьмы Николаевича, — вздохнул Красильников, больше всего боясь, что ему могут не поверить. — Он на свою ответственность рискнул связать меня с вами. Кузьма Николаевич знает, чем я был занят в Севастополе, и понял: мне без вашей помощи никак не обойтись! — Красильников виновато развел руками. — Придется рассказать вам многое…

Хозяин слушал его внимательно, ни разу не перебил. Он и после того, как Красильников закончил свой рассказ, еще долго сидел молча, размышляя. Но лицо его постепенно оттаяло.

— Бондаренко! — сказал он, протягивая руку. И, когда познакомились, продолжал: — Да, браток, задал ты мне задачку… Если приговор Кольцову вынесен и утвержден…

— Времени на долгие думки не осталось, — глухо сказал Красильников. — Его, может, уже завтра утром на расстрел поведут…

— Я понимаю тебя, товарищ Семен, — все таким же ровным голосом сказал Бондаренко. — Пойми и ты. Если ради Кольцова я даже пожертвую товарищами и собой, от этого мало что изменится. А я жертв таких приносить не вправе: мы здесь для того, чтобы в нужный момент стать надежными помощниками… ну, скажем так, одному человеку.

— Это человек Центра? — заинтересованно спросил Красильников.

Бондаренко промолчал, но затем сказал:

— Хочешь знать, кто мы, можно ли на нас рассчитывать в трудную минуту? Можно… Хотя… дважды были у нас провалы. Провалились две явочные квартиры. И это — все. Основного ядра провалы не коснулись, но мы утратили связь с Центром и вот уже полтора месяца — ни от кого ничего.

Бондаренко рассказал Красильникову о человеке, ранее представлявшем здесь Центр. Это был Сергеев. Легализован он был в личине коммерсанта. Проживал в Константинополе и здесь бывал наездами. Как коммерсант был он безудержно азартный и рисковый. Центр вынужден был вывести его из игры. Покидая Севастополь, Сергеев предупредил Бондаренко, что человек, который появится вместо него, разыщет их сам. Но эту новую явку человек из Центра не знал. Выйти на них он мог теперь только с помощью объявления в газете. Газеты же нынче большей частью были однодневки, за ними трудно было уследить. В солидных же газетах, являющихся рупором армейского командования и крымского самоуправления, обычные объявления, как правило, не печатались.

Бондаренко предложил Красильникову и его людям включиться в общую работу. Красильников предложение принял.

Попрощались.

— Спасибо… шут его знает за что… за надежду, — косноязычно сказал Красильников и крепко пожал Бондаренко руку.

— А вот это… — Бондаренко указал глазами на небритое лицо Красильникова и подвигал пальцами, словно ножницами. — Я из-за такой малости однажды чуть жизни не лишился. Ученый.

Красильников вопросительно посмотрел на Бондаренко.

— Скажи на милость, кто придет в фотографию с таким неопрятным лицом? — объяснил Бондаренко. — Вот тебя и разглядывали удивленно…

Договорить, однако, он не успел: стремительно вошел его молодой помощник, нерешительно посмотрел в сторону Красильникова.

— Ничего, Иван, — успокоил его Бондаренко, — излагай.

— Опять вас спрашивают! — волнуясь, сказал парень. — Опять насчет довоенных фотопластин!

— Кто? — весь подобравшись, уточнил Бондаренко.

— Молодой, примерно моего возраста…

— Та-ак… — Бондаренко тяжело встал. — Ты, товарищ Семен, пожалуй, пока иди — есть отдельный выход. Кто там да что, еще разобраться надо.

Бондаренко покинул лабораторию. Семен Алексеевич, услышав голос человека, произносившего слова пароля за тонкой дверью, недоуменно остановился.

— Пойдемте же! — тихо поторопил его Иван.

— Погоди… Что за чертовщина! — Голос за дверью был явно знакомый, но кому он принадлежал, Красильников понять не мог. Придвинулся к Ивану, прошептал: — Сделай так, чтоб я его хоть краешком глаза увидел!

— Хорошо, — неохотно согласился тот. — Я сейчас на секунду выйду, а вы через щель в шторе гляньте…

Красильников, выглянув в павильон, готов был глазам своим не поверить: рядом с Бондаренко стоял его давний сослуживец по Особому отделу ВУЧК Сергей Сазонов!

Никого больше в павильоне не было, и Семен Алексеевич рванулся туда. Потом они, уже втроем — Бондаренко, Красильников и Сазонов, — сидели в лаборатории. И то, что еще совсем недавно казалось невозможным, вновь освещалось волнующим светом надежды — Сазонов рассказывал им с Бондаренко обо всем, что пережил.

— Но погоди! — отрешаясь от первых радостей, встревожился Красильников. — Если тебя перебросили в Крым через два дня после Уварова и ты уже тут, так куда же он мог запропаститься? Ведь приговор над Кольцовым как висел, так и висит!

— Вот это и надо в первую очередь выяснить! — сказал Бондаренко. — Одно худо: завтра — Благовещение. Большой праздник: что гражданские учреждения, что военные — не работают… Но — попытаемся! Тебя, Семен, где искать?

— На маяке. Я и Сергея заберу с собой.

Утром следующего дня Бондаренко прислал на маяк Ивана с запиской. Записка была короткой: «Контрразведка держит Уварова в Севастополе».

— Стало быть, Врангель ничего и не знает? — то ли подумав вслух, то ли спрашивая об этом у присутствующих, произнес Красильников.

— Может, Уварова свои же и прикончили? — высказал предположение Воробьев. — Как шпиона?

— Если б как шпиона, то известили бы в газетах, — сказал Федор Петрович.

— Что-то тут не так! — задумался Красильников, посмотрел на Сазонова: — А ты, Сергей, что молчишь?

— Думаю, как сообщить Врангелю, что его посланец в контрразведке, — сказал Сазонов. — Меня затем сюда и послали, чтобы таких вот неожиданностей не было.

— Насчет подсказки Врангелю — это ты правильно придумал. Но послушай… Если у контрразведки такая крупная игра пошла, то они и без объявлений в газетах Уварова прикончить могут. Втихую. И все следы заметут.

— Это, положим, у контрразведки не получится, — жестко прищурившись, сказал Сазонов. — Во всяком случае, мы должны ей дать знать, что тоже посвящены в эту игру.

Епископ Вениамин служил обедню в честь великого праздника — Благовещения Пресвятой Богородицы. Под сумеречными сводами торжественно звучал хор. Горели свечи. Пахло ладаном…

На паперти, залитой ярким солнцем, толпились нищие. Возле соборной ограды стоял, отсвечивая лаком, экипаж на дутых шинах. Над ним на акациях гроздьями висели вездесущие севастопольские мальчишки: ждали завершения богослужения, чтобы посмотреть на епископа. На Соборной площади и прилегающих к ней улицах — тоже человеческий муравейник.