Игорь Болгарин - Адъютант его превосходительства. Том 1. Книга 1. Под чужим знаменем. Книга 2. Седьмой круг ада

Так, разговаривая, они прошли в комнату с лампой под абажуром. И лишь здесь хозяин протянул Кольцову руку:

— Будем знакомы. Зовут меня Кузьмой Николаевичем. Вас знаю по рассказам Красильникова.

Хозяин явки вглядывался в Кольцова. И Кольцов теперь тоже хорошо рассмотрел его. Был Кузьма Николаевич действительно немолод: худое, изрезанное морщинами лицо, глубоко запавшие глаза, обведенные болезненными тенями, и неожиданно густая, темная, лишь с редкой проседью шапка волос. Фигура, несмотря на сутулость, крепкая, костистая.

— Да вы присаживайтесь! — предложил хозяин. — Сейчас будем пить чай. — И вышел.

Кольцов огляделся повнимательней. Комната невелика, обставлена самым необходимым: у стены диван, шкаф — у другой, этажерка с кипой газет. Кроме трех окон, выходящих на улицу, сбоку было еще одно, глядящее во двор. Оно было приоткрыто, занавеска слегка вздувалась. Кольцов подошел к окну, отвел занавеску, осторожно выглянул. Под окном росли кусты. Дальше виднелся каменный забор, около него темнело какое-то строение, по-видимому сарай.

Послышались шаги, звякнула посуда. Кольцов обернулся. Кузьма Николаевич поставил на стол чайник, чашки. Посмотрел на Кольцова, понимающе улыбнулся:

— Вообще-то у меня тихо. Но на всякий случай я вам сейчас покажу… Пойдемте.

Через маленький коридорчик они прошли на кухню. Кузьма Николаевич отодвинул столик, под ним оказалась крышка люка.

— Был небольшой подпол, но я прорыл лаз. Завтра по свету покажу вам все подробно. А теперь пошли, чай стынет.

Чай и вправду был очень вкусный — крепкий, ароматный.

— Хорош? — Кузьма Николаевич был явно доволен. — Особая заварка. Морковь, чабрец и мята… А теперь рассказывайте!

Кольцов коротко рассказал о себе, стал расспрашивать у Кузьмы Николаевича об обстановке.

— Вы думаете, я знаю что-то досконально? — удивился хозяин. — Здешние газеты печатают всякую чушь: Я читаю, строю свои догадки, анализирую и делаю выводы. Тем и живу.

— Я кое-что сегодня тоже читал.

— Сегодняшнее интервью Врангеля вам не попалось на глаза? В «Великой России». Там он говорит, что не собирается «освобождать» Россию триумфальным шествием на Москву. Но не станет же он сидеть здесь, в «крымской бутылке», до скончания века? Постарается вырваться!.. Ну а пока порядки наводит. Сформировал правительство. Бывший шеф департамента полиции Климович назначен министром внутренних дел… Создали комитет, который разрабатывает закон о земле, чтобы привлечь крестьян. Татищев и контрразведка стараются вовсю: в подполье серьезные провалы… Видите, сколько я вам сразу наговорил! Признаться, устаю от одиночества — не с кем слова сказать.

Они разговаривали еще долго. Кузьма Николаевич жаловался на провалы, на плохую связь с Центром, на трудности работы. Сообщил, где искать Красильникова. Лишь когда в лампе кончился керосин, Кузьма Николаевич спохватился, заохал:

— Да что же это я!.. Вы ведь с дороги. Да и будет у нас еще время наговориться. Завтра документы вам сделаем, а уж послезавтра — пожалуйста, в путь.

В маленькой комнатке, отведенной Кольцову, были слышны через стенку покашливание и возня Кузьмы Николаевича, но вскоре он затих, а к Кольцову сон сначала не шел. Чередой летели мысли.

Никто не мог ему объяснить, что случилось, почему самый злейший его враг полковник Щукин лично вывез его из крепости и отпустил, даровал свободу.

Пригревшись под теплым одеялом, он подумал о предстоящей поездке в Севастополь, о встрече с Красильниковым, Наташей. Вспомнил о Тане. Уехала ли она в Париж? Доведется ли ему еще когда-нибудь увидеться с нею?.. Незаметно он заснул.

С постели его поднял громкий стук. Сильно, настойчиво стучали в дверь.

Из соседней комнаты неслышно появился Кузьма Николаевич, тревожным шепотом сказал Кольцову:

— Ума не приложу, кто это может быть. На всякий случай идите на кухню.

Быстро одеваясь, Кольцов услышал, как на вопрос хозяина из-за двери ответили:

— Открывайте же, вам телеграмма!

Телеграмм сюда присылать было некому. Пятясь, Кузьма Николаевич вернулся в комнату, махнул Кольцову:

— Быстро — к лазу! Я — следом! Еще успеем уйти!

В темноте он сунул в руку Кольцова увесистый сверток.

Кольцов развернул холстину, и в его руках оказался плоский восьмизарядный браунинг и три полностью набитых патронами магазина.

За дверью, наверное, поняли, что в телеграмму не поверили и открывать не собираются. В дверь раз за разом забухали чем-то тяжелым. Кольцов был еще в комнате, когда, брызнув осколками стекол, разлетелась оконная рама и на подоконник вспрыгнул человек.

Кольцов выстрелил. Одновременно ответная вспышка озарила комнату. Человек на подоконнике взмахнул руками, качнулся и повалился наружу. Но и его пуля нашла цель: Кузьма Николаевич неподвижно лежал на полу. Кольцов кинулся к нему, приподнял за плечи:

— Кузьма Николаевич!

Голова была мокрой и липкой от крови. Кузьма Николаевич не подавал признаков жизни.

Трещала входная дверь. Стреляли со двора в разбитое окно. Кольцов понимал, что дом окружен. Он бросился в кухню, сдвинул стол и открыл люк. Перед ним зияла черная дыра. Кольцов спружинил тело и спрыгнул вниз. За что-то зацепился, больно ударился. Несколько мгновений лежал неподвижно.

Здесь, в подвале, пахло затхлостью и сырой землей. «Как в могиле», — мелькнула мысль, и тут же появился страх, что у него сломаны ноги. С минуты на минуту надо было ждать, что в дом ворвутся и увидят люк. Кольцов нащупал рукоять браунинга. Осторожно повернулся, пошевелил ногами. Острой боли не было.

По струе свежего воздуха Павел нашел лаз, который шел наклонно вниз. Двигаясь на четвереньках, Кольцов через несколько секунд ткнулся в невидимую дощатую стенку. Немало времени понадобилось ему, чтобы оторвать две доски. Образовалась довольно широкая щель…

Он стоял на крутом склоне Макуриной горки. Вокруг темнели кусты. Далеко внизу мерцали фонари Воронцовской улицы. Сзади нависали дома Лазаревской. Где-то недалеко здесь находилась каменная лестница, соединяющая две эти улицы, но искать ее не было времени: совсем близко слышались голоса. Не раздумывая и рискуя разбиться, он бросился напрямую вниз.

Скользя, падая и поднимаясь, Кольцов скатился к палисаднику небольшого домика на Воронцовской. Остановился, прислушиваясь. Сверху донеслись хлопки выстрелов, голоса. «Прочесывают горку», — понял Кольцов и выскочил на улицу, чуть не угодив под экипаж. Кто-то куда-то катил в ночи.

Возница, натянув вожжи, резко осадил лошадь:

— Я занят! — Он испуганно смотрел на Кольцова, догадываясь, что стрельба на Макуриной горке имеет прямое к нему отношение.

Из экипажа выглянула женщина. Она тоже слышала выстрелы и, как-то по-своему оценив ситуацию, сказала Кольцову, чтобы он скорее садился.