Юрий Лиманов - Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна

Нет, Марго он любил совсем иначе. Тут все перемешалось: и нежность, и желание, и покровительственная забота старшего брата, и непрерывное восхищение ее красотой, и удивление, что такая девушка обращает на него внимание, и сдавливающая сердце горькая мысль, что ему, нищему гасконскому дворянину, живущему на скромное жалование лейтенанта, никогда не отдадут племянницу безмерно богатой герцогини, да еще испанки, гордой от сознания свой знатности.

И, наконец, возникшая сразу же, при самой первой встрече с королем, ревность. Ревность безысходная и страшная, потому что бессильная — ревность к Королю!

Не выдержав мук неизвестности, не дождавшись вечера, он поехал в особняк Люиня.

Герцогини не было дома, и его приняла Маргарита, на что он втайне и надеялся.

Ее лицо по-прежнему оставалось бледным, но лейтенант с удовлетворением отметил, что черные, бархатистые глаза девушки были уже не столь печальными. В них появилась живость и даже, как ему почудилось, затеплилась радость от встречи с ним.

— Должен ли я засвидетельствовать свое почтение герцогу ди Лима? — спросил он, скрывая свою растерянность.

— Герцог уехал с тетушкой в Лувр, — ответила Марго.

— Неужели? — спросил д'Артаньян, попытавшись вложить в одно слово и легкую иронию, и удивление.

— О да! Тетушке пришлось выдержать целое сражение. Герцог категорически не желал вставать из своего кресла, облачаться в парадный костюм, ехать куда-то.

— Но герцогиня, конечно же, выиграла это маленькое сражение?

— У нее был союзник.

— Вы?

— Никак не я. Сам король.

— Он приезжал сюда?

— Нет, шевалье. Он выразил вчера недовольство, что ни герцог, ни я опять не показываемся в Лувре, и тетушка очень умело использовала желание короля: она сказала, что не хочет терять дружбу Анны и Людовика из-за того, что ее муж совершенно поддался лени, недостойной гранда Испании. И он сдался: час назад они отбыли в Лувр.

Рассказывая, мадемуазель оживилась, на ее щеках появился легкий румянец, отчего она стала еще очаровательней.

— А как же вы?

— А я не поехала, — насмешливо и озорно ответила Марго.

— Как же вам удалось? — быстро спросил д'Артаньян.

— Я прибегла к старой монастырской уловке — сослалась на сильную головную боль.

Д'Артаньян возблагодарил в душе монастырские уловки.

— Тетушка разохалась, заставила меня нюхать подряд все соли, а сама обратила на герцога всю мощь своего темперамента.

— И он сдался?

— Шевалье, вы удивительно догадливы! Я же только что сказала вам, что они уехали в Лувр час назад! — и она впервые за их знакомство звонко расхохоталась.

— И часто вы прибегаете к монастырским уловкам?

— О нет, редко.

— Вы их растеряли по дороге из монастыря в Мадрид или в Мадриде, на балах?

— Нет, нет, шевалье! Тетушка очень любит меня и ни в чем мне не отказывает, зачем мне уловки? И потом… я была только один раз в Мадриде на балу.

— Вы были потрясены?

— Сказать вам правду?

— Только правду.

— Да!

— Представляю…

— Вы ничего не представляете! Я была потрясена царящей там скукой. Может быть, именно поэтому тетушка и поехала во Францию, чтобы развлечь меня, — наивно добавила Маргарита, — меня и несчастного кузена… — глаза ее затуманились. — Мы ведь были вместе с младенческого возраста… ну, пока меня не отдали в монастырь… Наш дед потерял все свое состояние в одной из этих бесконечных и непонятных войн. Мы оказались нищими. Вы представляете. — совершенно нищими! Замок сожгли и разграбили… Крестьяне разбежались…

— Вы рассказываете гасконцу о нищете, мадемуазель, — со вздохом сказал лейтенант.

— И тогда тетушка — она сестра моей матери, мама была испанкой…

— Почему была?

— Мама и папа погибли при кораблекрушении, возвращаясь из Вест Индии, куда отец отправился, надеясь сделать состояние.

— Сочувствую вам от всего сердца… я понимаю ваше горе.

— Да, да, мне говорили, что ваша матушка недавно скончалась… — вздохнула Маргарита, положив доверчиво свою руку на руку д'Артаньяна.

Он не удержался и поцеловал эту маленькую, прекрасную ручку.

— Вот… а тетушка взяла нас на воспитание.

— Я не совсем понимаю — он был вашим кузеном? А ваша мать — сестра герцогини ди Лима. Каким же образом он тоже де Отфор?

— О, это романтическая, запутанная история. Я расскажу вам ее когда-нибудь. Вы знаете, такое случается только в разветвленных смешанных испано-французских родах. Мы же очень близки — французские южане и испанские пиринейцы…

— Но вы совершенно не похожи на рожденную в горах!

— Это комплимент или сожаление? — в вопросе прозвучало неосознанное, уже просыпающееся кокетство.

— Комплимент! — лейтенант рискнул второй раз поцеловать ручку девушки.

На этот раз она отняла руку и покраснела.

— Как вам понравился Париж?

— Здесь все гораздо легче, веселее… понимаете, как-то свободнее… На меня обрушилось столько придворных сплетен, острот, интриг из-за прекрасных кавалеров… Между прочим, в большинстве случав героями этих историй оказывались бравые мушкетеры. А ваш друг Арамис, который так заинтересовал тетушку… — Маргарита округлила глаза, зажала рот обеими ладошками и фыркнула. — Я вам ничего не сказала!

— Сказали, сказали, — поддразнил ее д'Артаньян, поддавшись легкомысленному и дурашливому настроению.

— Ну вот… Я не умею хранить тайны. Король мне так и сказал. Я и ему проболталась…

В глазах мушкетера потемнело. А Маргарита продолжала тарахтеть:

— Мы гуляли во внутреннем дворе, он увидел тетушку и Арамиса, вспомнил ее неловкие слова, сказанные при первой встрече, и стал рассказывать мне, как все было. Я ничего не поняла, но тут нам навстречу из боковой аллеи вышла герцогиня де Шеврез — вы знаете ее, такая… изумительно красивая пожилая дама, ей наверное, уже лет тридцать, не меньше, она золотистая блондинка, как все из рода де Роанов, да? Король шепнул мне, что когда-то она была пассией Арамиса. Вы это знали?

Маргарита говорила еще что-то, д'Артаньян отвечал, кажется, удачно, она даже смеялась его шуткам, но ощущение, что в просторной, с обилием свечей гостиной особняка Люиня как-то потемнело, не оставляло его. Он вытерпел еще полчаса эту муку: рассказы девушки, как она гуляла с королем, как король сплетничал, словно придворная дама, чего — лейтенант знал это — прежде никогда не делал… — и откланялся.

Ему показалось, что Маргариту искренне огорчил его торопливый уход, но он ничего не мог с собой поделать: он ревновал и чувствовал, что должен либо немедленно кого-то вызвать на дуэль, либо напиться.

Наверное, проще напиться, — решил он садясь на коня во дворе особняка.

Первое, что он увидел на следующий день, входя в дальние покои Лувра, была поразившая его картина: две герцогини, ди Лима и де Шеврез, увлеченно болтали с Арамисом, а королева Анна Австрийская, беседовавшая с каким-то пожилым придворным, время от времени бросала раздраженные взгляды в сторону веселившейся троицы. Затем его острый взгляд отметил показавшуюся ему любопытной парочку: они явно не хотели привлекать к себе внимание и стояли, полускрытые тяжелой портьерой. Но лейтенант узнал гордый профиль графа де Рошфора и еще через некоторое время разглядел фрейлину королевы мадемуазель де Фаржи, с ней любезничал граф. Он отметил про себя, что уже несколько раз замечал Рошфора, уединяющегося с очаровательной фрейлиной, и подумал, что не будь граф одним из видных вельмож маленького, но влиятельного двора его высокопреосвященства кардинала Ришелье, в этом не было бы ничего странного — стремительные романы при дворе никого не удивляли. Но мадемуазель де Фаржи считалась наперсницей королевы Анны, ее поверенной во многих делах, и внимание к ней кардиналиста настораживало. Тем более, что еще недавно граф де Рошфор месяцами не появлялся в Лувре.