Юрий Лиманов - Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна

— Вы убили моего человека в Менге! Раз… — и Рошфор, протянув к самому лицу лейтенанта кулак, отогнул один палец. — Вы убили еще одного моего человека... по дороге в Париж — два! — Рошфор тупо поглядел на свою руку. Пока он говорил, палец согнулся, и протянутая рука вновь оказалась сжатой в кулак. Он подумал, оттопырил мизинец, потом безымянный палец и четко повторил: — Два!

Д'Артаньян не сдержал усмешки, и Рошфор крикнул:

— Не смейте смеяться! Я вас вызываю на дуэль!

— Вы уже вызвали меня, граф.

— Да? — удивился Рошфор.

— И вы не закончили перечислять мои прегрешения.

— Да? — Рошфор задумался. — Ах, да! — он поднял кулак к самому воем лицу, — вы ранили моего человека здесь, в Париже — три! — На этот раз он уже не пытался разгибать пальцы, а мрачно смотрел, не мигая, в глаза д'Артаньяну.

— Значит, мы все же были правы: письмом герцогини заинтересовался именно кардинал, — сказал д'Артаньян.

— Мы? — переспросил де Рошфор. — Ах да, вы и ваши верные друзья. Три мушкетера и один лейтенант… И не притворяйтесь, д'Артаньян, вы отлично знали, что письмом интересуется кардинал… Я заметил вашего слугу, он следил за мной и братом Бартоломео… да!

Лейтенант вспомнил реплику Гримо и рассказ Планше об уведенном на следующий день. Тогда он не придал этому значения. Он уже хотел сказать, что одно дело догадка, а другое — подтверждение из уст руководителя, но тут вошел трактирщик и принес, ловко удерживая за горлышки, три бутылки вина и кружку для д'Артаньяна.

— И что-нибудь поесть, — приказал мушкетер, уверенный, что трактирщик знает его вкус. — Ребрышки-то давно остыли.

— И мне, — сказал Рошфор. — То же, что и мсье лейтенанту! Но это еще не все, — продолжил он, когда трактирщик вышел. — Кардинал отстранил меня от этого дела и поручил другое, дерьмовое. Он узнал, что я завел любовную интрижку с одной дамой… нет, с мадемуазель… нет, не он узнал, а я сам, будь я проклят, сказал ему… — Рошфор налил себе полную кружку и выпил. — Вы пейте, д'Артаньян, пейте! История, которую я вам расскажу, отвратительна…

Вернулся трактирщик с двумя мисками дымящегося рагу, поставил на стол и тотчас же вышел.

Д'Артаньян принялся неторопливо есть.

— Отвратительная, — повторил Рошфор. — Потому что я доносил… да, именно доносил!... его высокопреосвященству все, что выбалтывала мне малютка Фаржи в постели… Вы меня понимаете, мой друг?

Лейтенант, конечно же, понимал, что только вдрызг пьяный Рошфор мог одновременно вызывать его на дуэль, жаловаться на свою судьбу и признаваться в нижайшем, особенно для дворянина, поступке — доносительстве. Понимал и потому слушал его очень внимательно, хотя и производил внешне впечатление человека, полностью поглощенного смакованием любимого блюда.

— Когда я спал с мадемуазель де Санлис, я не совершал никакого предательства, потому что она сама его давно уже совершила… да…

Она продалась кардиналу с потрохами… ха-ха-ха… она искренне любит королеву, но — о, Боже! — как ей не терпелось поделиться своими глупенькими секретами! И она делилась со мной… Нашла исповедника… ха-ха-ха!.. Отвратительная история, скажу я вам… Это я причина ареста малютки Фаржи…

Д'Артаньян старался не показывать своего удивления.

Рошфор продолжал:

— Завтра ее отправят в Бастилию. Будут пытать… Поэтому я решил вызвать вас на дуэль и либо убить — и тогда меня казнят на Гревской площади за нарушение эдикта, которым король запретил, черт бы его побрал, благородным людям драться на дуэли… либо вы убьете меня, что более вероятно — вы уже четыре раза могли это сделать… и тогда…

— И тогда на Гревской площади казнят меня за нарушение того же эдикта короля, — закончил д'Артаньян.

— Да? Проклятье! Об этом я не подумал… — сказал Рошфор и вдруг икнул, что никоим образом не вязалось с его изысканным аристократическим обликом, сохранившимся до сих пор, несмотря на все им выпитое. — Что же делать?.. Вы понимаете, я подлец… я потерял право называться благородным человеком… я предал женщину, доверившуюся мне! — Рошфор налил себе полную кружку и осушил ее. — Что мне делать? Что?

— Что вам делать, Рошфор? — улыбнулся д'Артаньян, несмотря на всю драматичность ситуации. — Во-первых, проспаться, ибо в таком состоянии вы не то что со мной, с ребенком не сможете драться на дуэли.

— Я забираю свой вызов, дружище! Я не хочу стать причиной еще и вашей казни… Я не подумал о такой возможности. К тому же, что это даст мадемуазель Фаржи, если до нее казнят вас, а еще раньше похоронят меня?

— Я сказал: проспитесь! А на рассвете, когда у часовых обычно слипаются глаза, вы устроите мадемуазель де Фаржи побег, как в старые добрые времена.

— И куда она убежит? — неожиданно осмысленным голосом спросил Рошфор.

— В том-то и дело, что никуда, граф. Ее перехватят, в каком бы направлении она не помчалась из Парижа, с вами или без вас. Но если вы отвезете ее к себе в особняк, у вас ее никто не станет искать. А когда все утихнет, вывезете ее из Парижа.

— Но в этом случае я предам кардинала… — не то спросил, не то констатировал де Рошфор.

— Вы уже предали его, когда рассказали мне, что он вашими руками пытался перехватить письмо герцогини.

— Да, предал… Вы правы… Вы поможете мне?

— В чем?

— В похищении.

— Нет.

— Почему? Ведь малютка Фаржи любимица королевы. И если она заговорит, то может очень навредить Анне Австрийской!

— Я знаю. Но приказ арестовать Фаржи дал король, а я служу в первую очередь королю.

Рошфор пьяно засмеялся.

— И в истории с бриллиантами вы служили королю?

— А вот за эти слова мы будем с вами драться на дуэли, когда, конечно, утихнет история с побегом де Фаржи. — Д'Артаньян встал, поднял, словно огромную куклу, Рошфора и поволок его к выходу. — Сейчас я передам вас трактирщику и велю ему сделать все, что он умеет, чтобы отрезвить вас.

— Да-а? А что он умеет? — высокомерно спросил Рошфор. — У нас в поместье, помнится, протрезвлялись в пруду… — он отстранил д'Артаньяна величественным жестом, нетвердыми шагами пересек трактирный зал, давно опустевший к этому позднему часу, постоял, покачиваясь, в дверном проеме, пытаясь, видимо, обрести некую устойчивость. Его фигура в широком коротком плаще, в сбитой на затылок шляпе с пышным страусовым пером и в поднятых, как для верховой езды, отворотах ботфортов с длинными, сверкающими в лунном свете шпорами являла странное зрелище. Затем, расставив ноги и пошатываясь, он удалился.

Д'Артаньян условным свистом позвал Планше. Тот вскоре явился, сонный и недовольный.

— Чего изволите? — буркнул он.

— Видишь, кавалер идет по улице?

— Граф де Рошфор что ли?

— Ну да. Пойди за ним и проследи, чтобы он чего-нибудь не натворил — он пьян в дым.