Юрий Лиманов - Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна

— Лейтенант, — подозвал он де Жюссака, — я решил ехать без конвоя. Возвращайтесь во дворец.

На лице де Жюссака отчетливо проступали, сменяя друг друга, самые разнообразные чувства: облегчение, злость, стыд и, что приятно порадовало кардинала, ярость.

— И вот что, лейтенант: хочу вас предупредить — никаких дуэлей! Зарубите себе на носу! Я применю к вам эдикт короля со всей беспощадностью. Однако, если, паче чаяния, что-нибудь произойдет с бравой четверкой, я не стану углубляться в расследование.

Лицо де Жюссака осветилось радостью, он склонился и поцеловал руку прелата, которую тот попытался отдернуть. Хотел Ришелье или нет, но получилось так, словно он благословил гвардейца на нечестивый поступок.

Через несколько минут карета кардинала, мягко покачиваясь на прекрасных, заказанных в Италии рессорах, покатилась к Лувру. Ришелье, прикрыв глаза тяжелыми веками, думал. Он уже забыл о Жюссаке, его мысли занимал предстоящий трудный разговор с королем.

Шествуя по дворцовым комнатам, благословляя склонявшихся перед ним придворных дам и кавалеров, мушкетеров, швейцарцев, слуг, священников и монахов, кардинал вдруг отчетливо понял: он не должен ни словом упрекнуть короля, неожиданно показавшего себя решительным политиком. Более того, он должен выразить восхищение его мудростью и дальновидностью, ласково попенять за то, что не доверился ему, первому министру.

В голове Ришелье начали складываться первые, но уже по-змеиному изворотливые фразы приветствия. Но вдруг дверь, ведущая в покои короля, распахнулась, Людовик стремительно выбежал к кардиналу, склонился под благословение, потом подхватил прелата под руку и повел чрез приемную в кабинет. Кардинал успел лишь заметить, что дверь в спальню, обычно в это время распахнутая, сегодня закрыта.

В кабинете король усадил Ришелье в кресло, стоящее напротив просторного письменного стола, сам подошел к распахнутому окну и, как мальчишка, сел на подоконник.

— У меня складывается впечатление, что вы стали забывать меня, кардинал.

— Ваше величество! — с упреком воскликнул кардинал, а сам подумал, что одной фразой король поставил его, Ришелье, умудренного политика, в положение обороняющегося, лишив тем самым преимуществ, которые всегда есть у того, кто обвиняет.

— Более двух недель я не слышу ваших рассказов о том, что происходит в Европе.

— Но, ваше величество…

— Я вынужден довольствоваться сплетнями придворных дам и болтовней придворных шаркунов, смутно представляющих себе, где находятся, например, Соединенные провинции и почему они бунтуют против инфанты Изабеллы.

Почему он заговорил именно о Нидерландах? — лихорадочно размышлял Ришелье. — И что скрывается за его любезностью?

— Мне известно, что вы каждый день принимаете по несколько гонцов от своих соглядатаев. Почему ваш король не знает того, что знает его министр?

— Сир! Я полагал, что не вправе нарушить ваш отдых, портить удовольствие от великолепной охоты…

— Какой отдых, черт возьми! На севере Италии, где мы с вами одержали столь славные победы, наши войска терпят поражение, и мы вот-вот потеряем Мантуанское герцогство. Старая королева покидает пределы Франции, не испросив моего соизволения, а вы говорите мне об отдыхе!

Значит, именно так его величеству угодно трактовать побег королевы-матери, — подумал про себя Ришелье, а вслух сказал, поднимаясь из мягкого кресла:

— Что касается Мантуанского наследства, сир, то рекомендованный мне Его святейшеством папой епископ Джулио Мазарини ведет, может быть, слишком неторопливые, но успешные переговоры в Пинероло, городке, расположенном недалеко от Турина. Что же касается побега королевы-матери, то ее охранял полк, выделенный приказом вашего величества… — и кардинал выжидательно умолк.

— Где она? — король пропустил мимо ушей язвительный намек на то, что охрана старой королевы была возложена на королевские войска.

— По моим сведениям, сир, она находится в Брюсселе, куда уже выехала инфанта Изабелла. Судя по приготовлениям, их встреча должна поражать пышностью и торжественностью.

— Неужели Филипп надеется с ее помощью начать войну против нас?

— Не думаю, сир. Мой испанский коллега кардинал герцог Оливарес слишком умный и тонкий политик, чтобы позволить своему королю начать войну против Франции, когда он и так завяз в военных действиях не только в Соединенных провинциях, но и на востоке, во владениях австрийских Габсбургов.

— Вы говорили мне в прошлый раз, что вас в равной степени беспокоят и Густав Адольф Шведский, и Максимилиан Боварский.

— Да, ваше величество. Французская политика на востоке Европы зиждится на двух договорах и нескольких важных соглашениях. Договора не связаны друг с другом. Один заключен с главой Германской католической лиги…

— Максимилианом?

— Да, сир. Но направлен против Габсбургов, полагающих себя гарантом католицизма в Европе. Максимилиан опасается стремительного расширения Австрии, своей воинственной соседки. Второй наш договор заключен с протестантским монархом, королем Швеции Густавом Адольфом. Как вы знаете, сир, он считает себя главной протестантской Европы. Этот договор католики вменяют нам в вину.

— Вы говорили, что с Максимилианом нас связывают общие интересы, борьба против Габсбургов. И с Густавом Адольфом тоже?

— Не только. Мы предоставляем Швеции субсидии. Один миллион ливров в год.

— Я помню условия Бервальдского договора со шведами, я их подписывал в конце января этого года, — недовольно сказал король. — Я не страдаю провалами в памяти. Там ничего не было сказано об этом миллионе, — король вопросительно посмотрел на Ришелье.

— О них говорится в тайном примечании к договору, — пояснил кардинал.

— Тайном от меня?

— Тайном от Испании, — уточнил Ришелье.

— Кстати, кардинал, как вам удается изыскивать эти огромные деньги? Вы вечно жалуетесь на нехватку средств, даже урезали бюджет моего двора, а тут вдруг — миллион?

— Я не изыскиваю эти деньги и не извлекаю их из доходов вашего величества. Мы заключили тайное соглашение с моим русским коллегой, патриархом Филаретом, отцом московского царя Михаила и фактическим хозяином Московской Руси. По этому договору Россия продает зерно на Амстердамской хлебной бирже. Именно эти деньги мы передаем шведскому королю.

— Какой смысл вашему русскому коллеге, патриарху Филарету, помогать протестантам шведам?

— Ваше величество, дело в том, что русские не протестанты, но и не католики. Они исповедуют Греко-католическую религию, заимствовав ее еще из древней Византии. А смысл? У России давние территориальные споры с Польшей. Мы знали, что патриарх готовился к войне с Польшей. В такой ситуации мы предложили ему эту комбинацию, и патриарх согласился. Он надеялся, что вторжение шведов в Польшу создаст для России благоприятные условия.