Юрий Лиманов - Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна

— Мы отсалютовали ему, мой капитан.

— А король?

— Рассмеялся и приказал нам следовать за ним в Лувр.

— Ничего удивительного, что после такого афронта любимец кардинала де Жюссак устроил на вас засаду! Сколько их было?

— Мы насчитали десять трупов, мой капитан.

— И де Жюссак?

— Его убили по всем правилам дуэльного кодекса.

— Этого я не слышал, господа! Поняли? Не слышал! Я чту эдикт короля, запрещающий дуэли!

— Мы тоже, мой капитан, — с превеликой серьезностью сообщил Атос.

— Не смешите меня, мой друг. Когда я смеюсь, я кашляю… — капитан помолчал. — Король виделся с кардиналом?

— К сожалению, мой капитан, на этот вопрос я не могу ответить. Меня не было в Лувре, там оставался только д'Артаньян, — и Атос вопросительно поглядел на своего младшего товарища. В этот момент им занимался лекарь капитана де Тревиля, сумрачный, худощавый человек преклонного возраста, неразговорчивый и умелый.

— Если вы подождете несколько минут, мсье капитан, он сможет ответить на ваш вопрос, — заметил лекарь, накладывая корпию на болезненную, но не глубокую рану на предплечье мушкетера.

— Мне кажется, Арамис, что и у вас на руке кровь? Или я ошибаюсь?

— Нет, мой капитан, — ответил Арамис своим мелодичным голосом. — Это кровь, но не моя. Я перевязывал Портоса там, на дороге.

— Мой друг! — донесся низкий голос Портоса из соседней комнаты, где он полулежал на софе с кружкой вина в руке. — Вы бы поучились у мсье лекаря. Когда он перевязывал меня, я ничего не почувствовал, а когда это делали вы, я чуть не закричал от боли.

— И это вместо благодарности! — воскликнул Арамис с комическим возмущением в голосе.

— Мой пациент в вашем распоряжении, мсье капитан, — доложил лекарь.

— Вы свободны, Бертран. Благодарю вас.

Лекарь поклонился и ушел.

— Я не торопился рассказывать при нем, потому что поведение короля показалось мне более чем странным, мой капитан, — сказал д'Артаньян, наливая себе в кружку вина, чтобы подкрепиться. — Только что он буквально вырвал нас четверых из рук кардинала, унизив его и указав ему его место, и вдруг! Проходит всего несколько часов, и он встречает кардинала, как родного отца. Беседует с ним несколько часов. Дюпон два раза приносит сладости — значит, король угощает кардинала в кабинете, чего он обычно никогда не делает. А потом провожает Ришелье до плаца, обнимает, и по его знаку дежурный взвод гвардейцев приветствует кардинала, словно это принц крови, никак не меньше…

Д'Артаньян оборвал себя — ему показалось, что терзающая его ревность делает его несправедливым к королю. Но он ошибался — де Тревиль погрузился в размышления.

Он провел бок о бок с королем больше пятнадцати лет. По его подсказке в 1622 году была создана блестящая гвардейская часть, рота мушкетеров, куда отбирались младшие отпрыски знатнейших дворянских фамилий. Благодаря этому сам де Тревиль обрел огромную власть. Во времена походов и войн мушкетеры естественным образом превращались из телохранителей в собутыльников и комбатантов. И то, что король бесцеремонно вырвал своих мушкетеров из лап кардинала, было понятно. Казалось, должна последовать опала первого министра. А вместо этого…

— Я бы не спешил докладывать королю о засаде, — сказал, наконец, де Тревиль.

У д'Артаньяна вертелся на языке вопрос, — почему? — но он не задал его, а решил довериться мудрости капитана, тем более что заметил, как согласно кивнул Атос при этих словах.

На следующий день, когда друзья неторопливо возвращались в Париж, Портос спросил о том же.

Ответил ему Атос, немного неопределенно, зато убедительно:

— Потому что монархи не любят, когда им указывают на нелогичность их поведения.

Но всю мудрость де Тревиля мушкетеры поняли только, когда через пару недель, в средине сентября 1631 года, был обнародован эдикт короля о возведении кардинала Ришелье в сан герцога и пэра Франции.

В день, когда кардинал давал грандиозный бал по случаю великой королевской милости, четверо друзей, благодаря предусмотрительности де Тревиля не попавшие ни в кортеж короля, ни в эскорт, ни во внутреннюю охрану, собрались в задней комнатке любимого трактира д'Артаньяна.

Первые четыре бутылки они осушили быстрее, чем впитывает капли редкого дождя песок Сахары.

Д'Артаньян пил кружку за кружкой, не закусывая и, как казалось друзьям, не пьянея. Только глаза его, обычно яркие, оживленные, словно остекленели, а белки покраснели – верный знак для внимательного наблюдателя, что пил он уже не первый день.

— Значит, красный герцог теперь стал просто герцогом, — глубокомысленно изрек Портос, сбивая ударом кинжала горлышко пятой бутылки вина.

— Мой друг, — воскликнул Арамис, — позвольте выпить за вас. Мне кажется, вы нашли удивительно удачный новый псевдоним для нашего любимого кардинала.

— Какой же? — спросил д'Артаньян, тщетно пытаясь соединить двух Портосов, которые почему-то наливали вино из двух бутылок с отбитым горлышком в одну кружку.

— Просто герцог, — пояснил Арамис.

— Почему “просто”? — спросил д'Артаньян.

Арамис внимательно посмотрел на своего молодого друга. Что-то было не так. Он восседал на жестком стуле, неестественно выпрямившись, усы его, обычно воинственно торчащие, обвисли, а глаза чуть косили. Удивительно — они только что сели за стол, а лейтенант уже мертвецки пьян, — подумал Арамис. Такого с ним не случалось со дня гибели госпожи Бонасье. Но прелестная камеристка королевы отвечала мушкетеру взаимностью, а мадемуазель Маргарита… Благодаря откровенности влюбленной герцогини Арамис был посвящен во все тайны отношений Марго и Людовика, знал, как остро переживает грехопадение племянницы прекрасная испанка, знал даже, что изначально на ее месте должна была оказаться сама черноокая Агнесс. Он сочувствовал лейтенанту, но ничего сделать не мог. Да и что он мог сказать ему? Попытаться разъяснить гасконцу, что Марго — в этом Арамис был совершенно уверен — короля не любит, что она уступила ему и стала его любовницей только потому, что воспитана в монастыре в духе трепетного преклонения перед королевской властью, ибо эта власть — от Бога! Больше того, по некоторым признакам — а красавец-мушкетер читал в женских сердцах так же свободно, как в книгах, — он был уверен, что сердце Марго отдано лейтенанту, хотя это и остается для нее самой и для д'Артаньяна секретом. И вот гасконец, которого Арамис по-своему любил почти так же сильно, как Атоса, пьет и теряет человеческий облик, перестает быть тем самым д'Артаньяном, который своей безупречной подтянутостью, галантностью, энергией и верностью дружбе всегда привлекал сердца всех, кто с ним сталкивался на жизненном пути.