Юрий Лиманов - Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна (СИ)

— Я с вами совершенно согласен, мсье де Бражелон: кровь не должна пролиться на камни этого замка, — учтиво сказал д'Артаньян подошедшему вельможе и представился: — д'Артаньян, лейтенант королевских мушкетеров, к вашим услугам.

— Виконт де Бражелон, envoy [10]герцога Орлеанского при дворе ее величества королевы Марии Медичи, — представился вельможа. — Приходится присматривать за мальчишками…

При этих словах де Вард вырвался из рук удерживающих его дворян королевы-матери.

— Не смейте называть меня мальчишкой! И вообще, какого черта вы здесь распоряжаетесь, Бражелон! — подскочил он к вельможе. — Что вы себе возомнили? Убирайтесь к своему господину в Орлеан и не лезьте в чужие дела!

— А у вас действительно слишком длинный язык, виконт, — спокойно сказал вельможа .

— Вы смертельно оскорбили меня, Бражелон! Я вызываю вас на дуэль! — не унимался де Вард.

— К вашим услугам. Как только обстоятельства позволят. Но не здесь и не сейчас, — де Бражелон повернулся спиной к разъяренному виконту и направился в сторону оранжерей.

Наблюдавший все происходящее с иронической улыбкой Атос небрежно бросил:

— Конечно, удобнее и безопаснее вызвать пожилого человека, чем лейтенанта, только что с такой легкостью обезоружившего вас…

Виконт де Вард взвился, как от пощечины, но не успел ничего ответить — друзья уволокли его в замок.

Де Бражелон, услышав голос Атоса, остановился, вгляделся и вдруг, распахнув объятия, буквально бросился к нему.

— Милый граф! Вы ли это? Позвольте мне обнять вас. Великий Боже! Как я счастлив видеть вас живым и здоровым! — с этими словами он обнял Атоса и дважды расцеловал его.

Атос растерянно улыбнулся, хотел что-то сказать, но виконт де Бражелон взволнованно продолжал:

— Мы все были убеждены, что вас нет во Франции. Мы полагали, что вы уехали в Швецию, к этому воинственному Густаву, нашему давнему союзнику. Конечно, я понимаю, вас взбесило несправедливое решение суда — лишить вас поместья, поправ все сеньоральные права только из-за того, что вы воспользовались древним правом графов де Ла Фер [11]…

— Дорогой дядюшка, я бесконечно рад вам, но прошу не называть меня прежним именем. Дело в том, что я не смог жить вдали от Франции и обратился к бедняге Шале, [12]— тогда он еще был в силе — и он рекомендовал меня де Тревилю. Так я скрылся под голубым плащом мушкетера под именем Атос.

— Атос… — повторил виконт, запоминая и как бы привыкая к странному имени вновь обретенного родственника.

— А вы служите этому Орлеанскому принцу? — спросил в свою очередь Атос.

Де Бражелон немедленно отреагировал на интонацию, с которой Атос произнес слово "этому".

— Увы… Как вы, конечно, знаете, поместье Бражелонов находится неподалеку от Блуа и расположено частично на землях герцогства Орлеанского, так что в известном смысле я — вассал принца… Да Бог с ним… Как я рад видеть вас все таким же молодым, бодрым, элегантным, дорогой граф.

— Не стоит так часто повторять мой титул, дядюшка. Его знают лишь мои друзья, де Тревиль и король.

— Немного странно звучит… — виконт замялся и повторил: — Атос… Не знаю, известно ли вам, дорогой племянник, что нас осталось на свете всего двое из рода Ла Феров. Мой сын погиб в бою…

— Простите, дядя, я не знал. Примите мои соболезнования…

— Он был изрядным повесой и не оставил мне внуков, — виконт умолк и Атосу показалось, что глаза Бражелона увлажнились. — Берегите себя, граф, на вас вся надежда. Наш пращур служил еще Карлу Великому. Было бы обидно, если один из древнейших родов Франции пресечется… — С этими словами виконт обнял Атоса, прижал к груди.

— Но почему я ни разу не встречал вас при дворе короля, дядюшка? — спросил Атос. — По долгу службы я бываю при дворе через день, но ни разу не видел вас в Лувре.

— Видите ли, дорогой гр… простите, Атос, у меня сложные отношения с кардиналом.

— Настолько сложные, что вам небезопасно появляться в Париже?

— Д'Артаньян! — раздался на весь двор громовой голос маршала д'Эстре. Он спускался по центральной лестнице медленно и торжественно, печатая шаг на каждой мраморной ступеньке, словно хотел пересчитать их все и боялся сбиться со счета. В руках он держал массивную шкатулку, изукрашенную накладками из бронзы.

Прежде чем откликнуться, д'Артаньян подумал: "Видимо, удалось "почтительно истребовать".

— Я здесь, мой маршал!

— Не откажите в любезности, лейтенант, положить эту шкатулку в свою седельную сумку. Мой Россинант не выдержит моего веса и веса этого ящика Пандоры.

Д'Артаньян принял из рук маршала шкатулку и пошел к лошадям.

— Видимо, нам пора прощаться, — сказал с невыразимой печалью Бражелон, и они обнялись. — Надеюсь, времена изменятся, и нам удастся еще встретиться за дружеским столом…

Глава 9

Людовик сидел в своем кабинете и уныло рассматривал шкатулку, врученную ему накануне вечером маршалом в присутствии д'Артаньяна. Шкатулка была заперта. Вчера ему не захотелось, на ночь глядя, взламывать ее и портить себе настроение. Сегодня придется. Он осмотрел замочек.

Как это похоже на мать: отдать шкатулку и не дать ключика, подумал он и потянулся за кинжалом, но вскинутая над столом рука вдруг замерла в воздухе в нерешительности, словно независимо от своего владельца чего-то испугалась.

Людовик задумался: что его удерживает? Разве не с его согласия эти письма оказались здесь, в Лувре? Разве не ревность к младшему брату, так безоглядно любимому матерью, породила в нем ненависть к ней? Но тогда в чем же дело? Вот они, письма, подтверждающие ее нелюбовь к сыну-королю, читай, делай выводы, наказывай! Но любовь к матери, загнанная в самый дальний уголок его сердца обидой на ее безжалостную и прагматичную политику по отношению к своему первенцу, удерживала его. Что же это такое с ним, что за напасть эта любовь-ненависть к родной матери?..

Размышления его прервал камердинер Дюпон.

— Там кардинал, сир, — шепнул он

— Впусти.

Вошел Ришелье, как всегда, бодрый, подтянутый, в красной сутане. Поздоровавшись, он сразу же задал вопрос:

— Вы уже успели прочитать их, ваше величество?

— Нет… — в растерянности ответил король, — шкатулка заперта.

— Ничего нет проще, ваше величество, — кардинал взял со стола нож для разрезания бумаги, поддел крышку, и она с мелодическим звоном открылась. — Видите ли, сир, — с улыбкой продолжал он, — женщины очень любят хранить в шкатулках драгоценности, письма, тайные записки. И хотя они прекрасно знают, что все эти замки, замочки, ключи и ключики — одна видимость, которая никак не может препятствовать любопытствующему глазу, им, тем не менее, доставляет удовольствие запирать свои шкатулки и отпирать, запирать и отпирать. А ключик опускать в разрез декольте.