Марта Таро - Эхо чужих грехов

Эта фраза мудрого главнокомандующего вспоминалась теперь днём и ночью, и всю дорогу до Вильно Алексей гадал, прав ли Кутузов. Неужели они с Катей так и не успеют встретиться? Вопрос, идти ли на войну, Алексей себе не задавал, для него такого вопроса не существовало.

Черкасский прибыл в Вильно десятого июня и стал разыскивать Ставку. Оказалось, что император занимает бывшую резиденцию литовских епископов. В большом внутреннем дворе, окруженном с трёх сторон серыми стенами дворца, был разбит прекрасный розовый сад, там Алексей и нашёл государя.

– Ну что, друг, опоздал к подписанию? – грустно спросил царь.

– Да, ваше императорское величество. Князь Кутузов объяснил мне, что склонить турок к другому варианту договора у него не было никакой возможности. Зато формулировка по Азии не даёт султану Селиму того, на что он рассчитывал.

– Всё это верно, но я-то надеялся на сербов, на славянские полки, ведь у наших границ собралась вся Европа! – вздохнул император и поспешил сменить тему: – Ну, что ещё сказал тебе старик?

– Будто я не успею доехать до Петербурга, а Наполеон уже перейдёт Неман, – признался Алексей. – Но в этом Кутузов ошибся.

– Может, и не ошибся, до столицы тебе пришлось бы ехать на два дня дольше, чем сюда, – возразил Александр Павлович и закончил разговор: – Сегодня отдыхай, а завтра, к трём пополудни, приходи в зал. Будем торжественно утверждать договор. Служить будешь при мне, станешь моим флигель-адъютантом, придётся тебе отвечать за мою жизнь и здоровье.

После этих слов Алексей уже не мог даже заикнуться об отпуске, он поблагодарил императора за честь и вышел. Поездка его в Англию откладывалась на неопределённый срок. Оставалось только одно – написать жене и переправить письмо через Штерна. Взяв у дежурного адъютанта лист бумаги и перо, Черкасский написал:

«Дорогая моя Катюша, судьба вновь мешает нам воссоединиться: государь назначил меня своим флигель-адъютантом, и честь не позволяет мне пренебречь этим поручением.

Прошу тебя, оставайся в Лондоне, береги себя и нашего малыша. Война, которая начнётся очень скоро, туда не докатится. Если бы я мог хоть на мгновение очутиться рядом с тобой, я отдал бы за это несколько лет жизни и был бы счастлив.

Знай, что на войне мне будут отрадой любовь к тебе и надежда на нашу встречу».

Черкасский запечатал конверт и пошёл искать Сашку. Тот всё ещё стоял рядом с ямской тройкой у ворот дворца. Алексей распорядился:

– Ты едешь в Петербург. Вот письмо, его ты должен передать Штерну. Потом заглянешь домой, соберёшь мои вещи (сам знаешь, что нужно в походе) и возьми двух коней: для меня и для себя. Если начнётся война, ищи меня в штабе Первой армии. Либо у них узнаешь, где находится император, там же буду и я.

Алексей протянул Сашке письмо, подождал, пока тройка завернула за угол, и пошёл устраиваться на ночлег. Только сейчас Черкасский осознал, как безмерно устал за время непрерывной скачки через всю страну.

На следующий день в собственноручно отчищенном единственном мундире Черкасский вошёл в большой зал, где уже собралась вся императорская свита и три десятка штабных офицеров. К собственному удивлению, Алексей обнаружил здесь и кузена Николая. Тот беседовал с высоким блондином в кавалергардском мундире. Алексей подошёл к ним. Просиявший от радости Николай представил брату своего приятеля:

– Позволь познакомить тебя с моим соседом по имению графом Александром Василевским. Он прикомандирован к штабу армии здесь, в Вильно.

– Очень приятно, – отозвался Алексей и пожал Василевскому руку. – Я нахожусь здесь как адъютант императора. А ты, Ник? Какие дела могут быть у дипломата в штабе армии, готовящейся к войне?

– Я подаю государю на утверждение договор о мире с Турцией. – Николай указал на бархатную папку у себя в руках.

Они не успели договорить – в зале появился император. В орденах и любимом чёрном мундире, который ему так шёл, Александр Павлович олицетворял величие державы, и лишь Алексей знал, как безысходно тяжело на душе у государя.

– Господа, – заговорил император, – я рад сообщить, что война с Турцией закончилась подписанием в Бухаресте почётного мира, заключённого на очень выгодных для нашей державы условиях. Сей договор я сегодня и утверждаю.

Александр Павлович прошёл к столу, Николай Черкасский положил перед ним раскрытую папку, и император, сделав запись, поставил свою витиеватую подпись.

Князь Николай присыпал чернила песком. Государь пригласил всех присутствующих на торжественный обед по случаю ратификации мирного договора. Эти слова встретили с восторгом, и вся толпа поспешила вслед за императором в парадную столовую.

Алексей занял место рядом с кузеном, к ним же подсел и Василевский. Молодой граф весело нахваливал красоту местных дам и звал братьев Черкасских на завтрашний бал к генералу Беннигсену.

– Я уезжаю вечером, везу договор в министерство, поэтому не могу пойти с вами. Так что уговаривайте Алексея, – отказал Николай.

– А я счастливо женат, так что дамам от меня мало пользы, – отвечая на вопросительный взгляд Василевского, пошутил Алексей, – но обещаю: если государь почтит бал своим присутствием, я обязательно там буду.

– Договорились! Я стану ждать и представлю вас всем местным красавицам. Я не заставляю вас изменять жене, но, может, вы хотя бы потанцуете…

Вскоре государь покинул торжество, Черкасский, попрощавшись с кузеном и новым знакомым, вышел вслед за ним.

– Алексей, – позвал император, – завтра у меня военный совет, а с тобой мы встречаемся на балу у Беннигсена в десять часов.

Что ж, по крайней мере, это сулило перспективу отоспаться, что само по себе могло считаться подарком судьбы…

Дом Беннигсена – одноэтажный особняк, построенный лет сорок назад, – гостеприимно распахнул свои двери. Генерал приветствовал гостей у входа. Алексей, приехавший вместе с императором, вошёл в бальный зал следом за хозяином дома и государем. Гости склонились в поклоне. Император, привычно ласково улыбаясь, дал сигнал к танцам, пригласив красивую даму лет под тридцать в роскошном голубом платье и таком количестве бриллиантов, что, как показалось Алексею, на них можно было купить половину Литовского княжества. Внезапно у входа началась суета, Беннигсен побежал через зал к государю и прошептал ему что-то на ухо. Музыка смолкла, все смотрели на императора. Александр Павлович побледнел, но, взяв себя в руки, чётко произнёс:

– Господа, сегодня утром авангард французских войск занял Ковно. Война началась. Отправляйтесь в свои части.

Государь вышел из зала. Алексей поспешил следом. Император окликнул его уже из экипажа: