Роберт Стивенсон - Похищенный. Катриона (Романы)

Но все время, пока она поддразнивала меня, взгляд ее оставался ласковым, внушая мне надежду, что дальше последует что-нибудь более приятное.

- Вам нравится меня мучить,- сказал я.- Только я - плохая игрушка. И прошу вас о снисхождении. Сейчас я думаю лишь об одном: где Катриона?

- Вы так называете ее в лицо, мистер Бальфур? - спросила она.

- Право, не могу сказать,- пробормотал я, растерявшись.

- Но в разговорах с другими я бы на вашем месте делать этого не стала! - заметила мисс Грант.- И почему вы столь горячо интересуетесь делами этой барышни?

- Я слышал, что она в тюрьме! - ответил я.

- А теперь вы услышали, что она уже не в тюрьме! - сказала мисс Грант.- Так чего еще вы хотите? Больше ей защитники не нужны.

- Но может быть, сударыня, она нужнее мне, чем я ей,- возразил я.

- Так-то лучше! - заметила мисс Грант.- Но поглядите мне прямо в лицо: разве я не красивее ее?

- Против этого я спорить никак не стану,- ответил я.- Во всей Шотландии ни одна красавица не идет ни в какое сравнение с вами.

- А вы, когда вам предоставлен выбор, вы говорите о той, мистер Бальфур! - воскликнула она.- Так дамам не угождают!

- Но, сударыня,- сказал я,- кроме красоты, есть ведь еще многое другое.

- Прикажете понимать, что в остальном я не так уж и хороша? - осведомилась она.

- Нет, я хотел только сказать, что подобен петуху в басне,- ответил я.- Я вижу жемчужное зерно - и оно меня слепит, но простое пшеничное мне нужнее.

- Брависсимо! - вскричала она.- Наконец-то вы нашли нужные слова! И за это я вознагражу вас рассказом. Вечером, после того как вы нас столь жестоко покинули, я поздно вернулась домой от моей приятельницы, где, хотите верьте, хотите нет, меня окружало всеобщее восхищение. И что же я слышу? Со мной желает говорить девица в тартановой юбке! Ждет больше часа, сказала служанка, и все время тихонько плачет. Я немедля пошла к ней. Она встала мне навстречу, и я тотчас ее узнала. «Сероглазка!» - сказала я про себя, но, конечно, не вслух. «Вы мисс Грант? Наконец-то! - говорит она и смотрит на меня печальными глазами.- Он сказал правду: вы очень красивая».- «Такая, какой меня создал господь, моя дорогая,- отвечаю я.- Но я буду весьма обязана, если вы объясните, что привело вас сюда в столь поздний час»,- «Сударыня,- говорит она,- мы в родстве: мы обе из рода сынов Альпина».- «Моя дорогая,- отвечаю я.- Альпин и его сыны значат для меня не больше, чем капустные кочерыжки. Слезы на вашем милом личике - аргумент куда более веский!» И тут я по слабости духа поцеловала ее. Вы бы и рады были поступить так же, да только, бьюсь об заклад, смелости у вас никогда не достанет. Я сказала «по слабости духа», потому что ничего о ней не знала. Но поступить мудрее я не могла бы. У нее смелый, твердый нрав, а вот к нежности она, мне кажется, не приучена. И этот поцелуй (хотя, признаюсь, стоил он недорого) завоевал мне ее сердце. Я не стану выдавать тайны моего пола, мистер Дэви. И не открою вам, как она обернула меня вокруг пальца - ведь вы узнаете это на собственном опыте. Да, чудесная девушка! Чистая, как горный родник!

- Даже чище! - воскликнул я.

- Ну, тогда она поведала мне свои горести,- продолжала мисс Грант.- Как она не знает, что думать о своем папеньке, и как боится за вас, и в каком трудном положении она оказалась, когда вы ушли. «И тут я вдруг вспомнила,- говорит она,- что мы в родстве и что мистер Дэвид назвал вас лучшей из лучших, и я подумала: «Если она так хороша, то должна быть и доброй». И вот я пришла». Тут-то я и простила вас, мистер Дэви. В моем обществе вы словно все время сидели на горячей сковородке - в жизни я не видела, чтобы молодому человеку так не терпелось поскорее сбежать. И от кого? От меня и моих сестер! А тут вдруг обнаружилось, что, сбегая, вы все-таки меня заметили и были столь любезны, что похвалили мою привлекательность! Можете с этой минуты отсчитывать время нашей дружбы, я же начала думать с нежностью о латинской грамматике.

- У вас будет еще много часов, чтобы смеяться надо мной,- сказал я.- К тому же, полагаю, вы несправедливы к себе. Ваше сердце смягчилось ко мне из-за Катрионы: она так простодушна, что не замечает неловкости своего друга, которую так хорошо видите вы.

- На вашем месте я не была бы в этом столь уверена, мистер Дэвид! - заметила она.- Девушки прекрасно все видят. Но в любом случае, как мне предстояло убедиться, она ваш самый искренний друг. Я повела ее к его милости моему папеньке, и его адвокатство, ублаготворенный кларетом, был столь любезен, что принял нас. «Вот та самая Сероглазка, которой вам прожужжали все уши последние дни,- говорю я.- Она явилась, чтобы подтвердить нашу правдивость, и я слагаю первую красавицу всех трех Лотианов к вашим ногам». Она доказала мое слово делом, упала перед ним на колени (не поклянусь, но, пожалуй, она у него в глазах раздвоилась, что сделало ее еще более неотразимой,- ведь все вы в душе магометане!) и рассказала ему, что произошло в этот вечер: как она помешала отцовскому служителю пойти за вами, как она тревожится за своего батюшку и как трепещет за вас. И с рыданиями умоляла пощадить жизнь вас обоих (хотя никакой опасности ни ему, ни вам не грозило!). В конце концов я, право же, возгордилась своим полом - столько чувства вкладывалось во все это,- но и устыдилась его, так как повод был маловат. Очень скоро, уверяю вас, лорд-адвокат протрезвел, слушая, как юная девушка разматывает клубок тайная тайных его политики в присутствии самой непослушной из его дочерей. Но мы взялись за него обе и поправили дело. В надлежащих руках -

другими словами, в моих - мой папенька ни с кем не сравнится.

- Ко мне он был очень добр,- сказал я.

- И к Катрин тоже, тем более что там была я и уж позаботилась об этом,- добавила мисс Грант.

- И она просила за меня! - воскликнул я.

- Причем очень трогательно,- подтвердила она.- Но не стану повторять, что она говорила. Вы и так уже слишком тщеславны.

- Да вознаградит ее за это бог,- сказал я.

- Мистером Дэвидом Бальфуром, я полагаю? - осведомилась мисс Грант.

- Вы ко мне несправедливы! - вскричал я.- Меня дрожь пробирает при мысли, что она могла бы попасть в столь грубые руки. Неужели вы полагаете, что я возомню о себе, потому что она просила о моей жизни? Она заступилась бы и за слепого щенка! А ведь у меня, казалось бы, есть больше причин вознестись надеждой, чем ведомо вам. Она поцеловала вот эту руку. Да-да! Но почему? Потому что верила, будто я совершаю подвиг и, возможно, иду навстречу смерти. А вовсе не из-за меня самого… Но к чему я буду объяснять это вам - ведь вы не в силах удержаться от смеха, стоит вам взглянуть на меня. Поцелуй был данью тому, что ей казалось доблестью. По-моему, такой чести удостоились только я и бедный принц Чарли. Ведь так меня уподобили богу! Неужели вы не понимаете, каким страхом исполняется мое сердце, когда я вспоминаю про это?