Геза Гардони - Сочинения в двух томах. Том 2. Звезды Эгера

Бодогфальви выругался:

- Тьфу, чтоб им ни дна ни покрышки! Провались они пропадом, все твои родичи, и деды, и прадеды, лягушки гололобые! - И он скорчил смешную рожу, желая выразить свое отвращение.

Все засмеялись.

- Пристукни этого головастика! - гаркнул солдат с другой телеги.

- Все семя их надо истребить! - с горечью поддержал его третий.

- Да вылезай ты, кошка тебя забодай! - заорал Бодогфальви.

Схватив мальчика за плечо, он вытащил его из сундука и кинул на траву так, что ребенок перекувырнулся и завизжал.

Все смотрели на него с гадливостью, как на жабу.

- Ох, какой урод! - сказала одна женщина.

- И вовсе не урод! - ответила другая.

А ребенок стоял. Губы его скривились, испуганные глазенки были полны слез. Он вытирал их ручками, с ужасом глядя то на одну, то на другую женщину, но громко плакать не смел и только всхлипывал.

- Да пристукните же его! - крикнул шатерник, замахнувшись кулаком.

Испугавшись крика, ребенок приник к какой-то женщине и спрятал голову в складках ее юбки. Случайно это оказалась та самая сухая старуха с орлиным носом, которая назвала его уродом. Она работала в пекарне. Рукава ее и сейчас были засучены, а синий головной платок завязан концами на затылке.

- Вот еще! - сказала она, положив руку на голову ребенка. - А может, он не турок! Правда, сынок, ты ведь не турок?

Мальчик поднял личико, но не ответил.

- А кто же он? - усомнился Бодогфальви. - Вон в сундуке и одежда его. Красная шапка и красный доломан. Да где ж это виданы такие штаны? Внизу тесемка вдета - и затягивай, как кисет.

Он бросил одежду мальчика.

- Аннем! [14] Мама! (тур.) - заговорил ребенок. - Нереде? [15] Где? (тур.)

- Видишь, он венгр! - воскликнула женщина, торжествуя. - Он сказал: «Аням дериде!» [16] Мама, иди сюда! (венг.)

И она обернулась к мальчику.

- Да какой же он венгр, тетушка Ваш! - улыбнулся Пете. - Он говорит не «дериде», а «нереде». Спрашивает, где его мать.

- Йок бурда анын! [17] Нет здесь твоей матери! (тур.)

Ребенок снова расплакался:

- Медед, медед! [18] Помогите, помогите! (тур.)

Тетушка Ваш опустилась на колени и молча начала одевать мальчика. Надела на него красные шаровары, красную шапку, красные башмачки и фиолетовый бархатный доломан. Доломан-то, правда, был уже в заплатках, да и красные башмачки повыцвели. Она вытерла фартуком лицо мальчика.

- Надо его отдать туркам, - сказала она.

Пете и сам не знал, что делать.

- Эх! - заорал Бодогфальви, выхватив саблю. - Что ж, разве эти собаки не убивают наших детей? Они даже младенцев не щадят!

Тетушка Ваш оттащила мальчика и, защищая его от сабли, прикрыла руками.

- Руби! - крикнул шатерник.

- Не тронь!

И мгновенно три женщины обступили ребенка.

Пока солдат вкладывал саблю в ножны, ребенок исчез между фартуками и юбками. Попробуй возьми его, теперь даже с ищейкой не найдешь!

После ночного боя Гергей поскакал к Мелегвизу. Выкупался и тотчас вернулся.

Перед дворцом он встретил плотного парня в синей поддевке.

Парень нес на плече железный шест, которым забивали заряд в пушку. На конце шеста чернела закопченная пакля. Парень поклонился Гергею. И когда обратил к нему лицо, Гергей, остолбенев, остановился.

Белокурый парень в синей безрукавке… детский маленький нос… смелые глаза…

Бывают лица, которые остаются у нас в памяти, как сохраняются на стене картины. Гергею крепко запомнилось и это лицо, и эта фигура. Он видел их ребенком, когда попал в неволю и сидел на возу на коленях у крестьянской девушки. Парень был тогда в оковах и ругал турок.

Гергей крикнул:

- Гашпар!

- Слушаю, господин лейтенант! - изумленно отозвался парень. - Но откуда вы изволите знать меня? - И он снял шапку.

Гергей смотрел на него глазами, полными удивления.

«Ерунда какая-то! - размышлял он. - Не может быть! Двадцать лет назад я видел его».

- Как зовут твоего отца?

- Так же, как и меня: Гашпар Кочиш.

- А мать зовут Маргит, верно?

- Да.

- Они в Баране поженились?

- В Баране.

- Были у турок в рабстве?

- Их только гнали в Турцию.

- Но они освободились?

- Да.

- Их освободил Добо?

- Да, Добо и один мальчик.

Лицо Гергея запылало.

- А матушка твоя здесь?

- Сюда перебралась, потому что отец мой здесь. Мы, господин лейтенант, вместе с ним при одной пушке.

- А где твоя матушка?

- Да вон она идет.

От ворот шла круглолицая полная женщина.

В руках у нее - два кувшина с молоком, за спиной - бадья, в подоткнутом фартуке - морковь.

Гергей торопливо подошел к ней.

- Милая моя тетушка Маргит! Дайте-ка я вас расцелую!

И прежде чем женщина успела опомниться; он расцеловал ее в обе щеки.

Тетушка Маргит глядела на него, обомлев.

- Душенька моя, - сказал Гергей, - я тот самый мальчик, которого вы везли на коленях по печской дороге.

- Да неужели? - изумилась женщина. - Неужели это вы, ваша милость господин витязь?

Голос у нее был густой и низкий, точно звук трубы.

- Я, душа моя! - ответил радостно Гергей. - Сколько раз вспоминал я ваше доброе девичье лицо! Вспоминал, как вы по-матерински ласкали и баюкали нас там, на возу.

Глаза тетушки Маргит увлажнились от радости.

- Держи кувшин, - сказала она сыну, - а то, ей-богу, выроню из рук. А та крошечная девочка, жива ли она?

- Жива! Она моя жена. Сейчас она дома, в Шопроне. У меня и сын есть. Зовут его Янчи. Я напишу домой, что видел тетушку Маргит. Напишу им непременно.

Эх, витязь Гергей, где сейчас твой сынок? Где твоя красавица жена?

На дворе белый день, а Гергей спит на медвежьей шкуре. Проснулся он от невообразимого грохота и треска. Казалось, будто сразу ломятся в тысячу ворот.

Гергей потянулся и встал, распахнул ставни. Весь город в огне. Огромный великолепный собор, архиепископский дворец, церковь Миклоша, дом каноников под черепичной крышей. Пестрая мельница, обе башни Пестрых ворот и много других строений объяты пламенем и клубами дыма. В крепости адский грохот - и над головой, и повсюду.

Открыв окно, Гергей увидел, что дранки так и летят перед его носом. Он понял, что срывают крышу монастыря и новую прекрасную крышу церкви. Отовсюду летят зеленая черепица, дранки, тес, балки.

Гергей отворил третье окно - та же картина: сдирают крыши с домов. Во дворе и в проходах между домами никого, но стены крепости усыпаны народом.

Он поглядел на солнце. Полдень уже миновал. Гергей кликнул слугу. Тот не отозвался. Взяв кувшин с водой, Гергей быстро умылся, оделся, прицепил саблю и надел шлем с орлиными перьями. Стремглав сбежал по лестнице, захватил щит и, укрываясь от падающих дранок, помчался на башню.

Точно пестрый бурный поток, готовый затопить весь мир, льется из долины турецкая рать. Идет с шумом и гамом, под барабанный бой и звуки труб. Волнами приближаются ратные ряды, мелькают алые, белые и синие цвета одежды.