Джайлс Кристиан - Ворон. Волки Одина

Ингольф высказал то, о чем все думали. Через каждые несколько гребков мы оглядывались на озаренный лунным светом дромон – не догоняет ли нас столп пламени и не изжаримся ли мы сейчас, как свиньи для Йольской пирушки. Нам, гребцам, еще повезло, остальным нечем было отвлечь себя от мрачных мыслей, но вскоре мы уже были в порту, среди сотен других кораблей, покачивающихся на волнах у сонного причала. Если б греки хотели нас сжечь, то давно бы это сделали; здесь же было слишком тесно, и от нас мог загореться весь порт.

«Пока что удача с нами», – подумал я, глядя на Кинетрит, которая недвижно, словно статуя в Аийя-Софии, стояла на носу корабля, запустив пальцы в серебристую шерсть на холке Сколла. Зверь застыл в ожидании, не издавая ни звука. Его хвост с заостренным кончиком был опущен вниз, как перед охотой, и походил на меч. Я поежился – похоже, зверь понимал Кинетрит без слов.

– Еще немного, ребята! – прокричал Улаф.

В животе свело от страха. Мне казалось, что я гол, как младенец, и почти так же беззащитен. Мы остались только в рубахах и штанах; ни клинков, ни копий, ни кольчуг с нами не было, словно мы вышли на морскую прогулку по фьорду в летний день. Так было нужно, чтобы хитрость Сигурда удалась.

Я налегал на весло, вдыхал непривычные пряные ароматы Миклагарда и размышлял о том, смотрят ли на нас боги и, вообще, видят ли они так далеко от фьордов. Но коль узор наших судеб сплели норны, Миклагард должен быть им знаком, а если о нем знают прядильщицы, то и остальные асы тоже; значит, боги смотрят на нас и восхищаются тем, как отважно мы зашли прямо в логово врага. Такие мысли я прокручивал в голове, чтобы отвлечься, ибо мне ужасно, до боли хотелось помочиться.

– Я прям Тюром себя чувствую, – сказал Бейнир.

Он стоял, облокотившись на борт, и глядел на греческий корабль, который теперь был лучше виден в свете факелов. Тюр сунул руку в пасть волку Фенриру, и мы делали то же самое; только, в отличие от Тюра, мы залезли в волчью пасть с головой.

– По сравнению с этим городом Париж – просто навозная куча, – пробормотал рядом со мною Пенда.

Мы прошли гавань с россыпью кораблей – шум прибрежных таверн затих вдали – и приблизились к восточному крылу дворца Буколеон. За высокими стенами под черным ночным небом раскинулся город. Купола и дворцы тонули во тьме, вместо них виднелись лишь мириады мерцающих огоньков.

– Париж и есть навозная куча, – сказал я. – Если на рассвете будем живы, покажу тебе такие красоты, что у тебя глаза на лоб вылезут.

– Придержите языки, бабы болтливые! – рявкнул на нас Улаф.

Весла мерно поднимались и опускались, я старался забыться в тихом плеске воды. Где-то справа вскрикнула морская птица и, громко хлопая крыльями, устремилась в ночное небо. Я размышлял о том, как там «длинные щиты» Никифора, направляющиеся сейчас на «Коне бурунов» в юго-западную гавань Миклагарда. Им предстояло убедить распорядителя порта, что они с одного из дромонов в Мраморном море и ведут в Миклагард захваченный корабль. Вардан хорошо придумал – нам скоро понадобится их помощь в городе.

Сигурд, Вардан и Никифор стояли у мачты и тихо о чем-то говорили, при этом вид у Турка был недовольный. Генерал качал головой и спорил с Никифором, как вдруг Сигурд залепил императору оплеуху, от которой тот зашатался. Вытаращив глаза, Никифор поднес ко рту руку, проверяя, нет ли крови. Вардан свирепо вперился в Сигурда, сжав кулаки так, что костяшки побелели. Сигурд снова шагнул к Никифору и врезал кулаком прямо в императорский правый глаз. На этот раз Никифор упал на колени, закрыв лицо, а Вардан в ярости брызгал слюной, помогая императору встать на ноги, но Никифор оттолкнул генерала и поднялся сам, сжав окровавленные губы в ухмылке. Он кивнул Сигурду, ярл ответил кивком, а мы вновь налегли на весла, надеясь, что нити нашей судьбы не оборвутся после теплой, но леденящей душу ночи.

– Табаньте! – скомандовал Улаф.

Я поднял голову и увидел, что мы быстро приближаемся к дворцовому причалу и нам придется как-то проскользнуть между двумя дромонами. На пристани выстроилась стража, в свете факелов блестели их мечи, шлемы и наконечники копий.

– Похоже, нас ждет теплый прием, – пробормотал я.

– Пятьдесят их или пятьсот, нам все равно несдобровать, – сказал Хальфдан, пока мы месили воду веслами, замедляя ход «Змея».

Мы втянули весла, чтобы не задеть ими греческие корабли. Улаф и Сигурд бросили причальные канаты людям на берегу, а те молча привязали их к столбам.

– Сложите весла – и обратно на скамьи, – рявкнул Улаф.

Гребцы передавали его приказ друг другу по переполненному кораблю. Весла мы складывали дольше обычного, глазея на солдат, Буколеон и окрестности, а когда закончили, уселись на сундуки лицом ко дворцу. Копьеносцы, выстроившиеся на пристани, хранили молчание, как и невесть откуда появившиеся лучники. Они встали по бокам от дромонов и нацелили на нас стрелы. «Не нравится мне это», – подумал я, поежившись.

– Ярл Сигурд! Добро пожаловать в Константинополь!

Греческая линия щитов – стеной ее не назовешь, ибо между воинами было по добрых два фута, – разошлась посередине, и вперед вышел человек, похожий на расфуфыренного индюка. Одет он был в чешуйчатую кольчугу, а шлем его украшал пышный плюмаж такого же цвета, что и пурпурная мантия, застегнутая золотой брошью с россыпью драгоценных камней. У стоявшего по его правую руку человека одеяние было такое же, только плюмаж и плащ – красные. Отблески факелов высвечивали суровое, покрытое шрамами лицо воина.

Сигурд шагнул на боевую площадку и приветствовал «индюка», который медленно, словно жуя сопли, провозгласил себя на английском «патрицием Арсабером».

– Надеюсь, вы, как и условлено, явились безоружными, – сказал Арсабер, знаком веля воинам с факелами подойти и обыскать нас.

– Уберите факелы от моего корабля, – прорычал Сигурд, но Арсабер не обратил на его слова никакого внимания и отозвал людей, лишь когда они убедились, что оружия при нас нет.

– А я думал, только римские императоры носят пурпур, – усмехнулся Сигурд, не глядя на связанного Никифора, который стоял позади него, опустив голову.

На освещенном факелами лице Арсабера появилась еле заметная улыбка.

– А я и есть император, Сигурд, просто меня еще не короновали. Скоро мы это исправим.

Сигурд кивнул и махнул Улафу. Тот вытолкнул вперед Никифора.

– Вот император, – объявил Сигурд.

Арсабер ухмыльнулся. Никифор гордо поднял голову, так, чтобы Арсабер и его люди увидели рассеченную губу, кровь из которой текла на растрепавшуюся бороду. Если они и заметили фиолетовый синяк под правым глазом императора, то виду не подали.

– Неплохая работа, генерал Вардан, – похвалил Арсабер.