Алекс Брандт - Пламя Магдебурга

Может быть, поговорить с господином бургомистром? Но он теперь совсем не выходит из дома… Что же делать, что делать?!

Маркус сжал кулак, и попавшая между его пальцев тонкая веточка жалобно хрустнула, переломившись надвое.

От костра потянуло запахом мяса – поджаривали, проткнув аркебузным шомполом, тушку первого зайца.

Конрад Месснер, поглядывая одним глазом, чтобы не подгорело жаркое, рассказывал:

– Кто во все это не верит – последний дурак. А я точно знаю: правда. Как Господь посылает на землю целителей и святых, так и Рогатый шлет тем же манером сюда своих слуг. Или, думаете, неспособен он, маловато силенок? Как бы не так! В сад Эдемский, за золотыми вратами, стражей ангельской, сумел проползти? Сумел и дело свое черное сделал. Много у него сил, много, оттого и жизнь стала тяжелая на земле. В прежние времена простому батраку в обед – хлеба полкаравая, а сверху еще мяса кусок, жирный, сало в несколько пальцев. Съел, поблагодарил, а тебе еще и полкувшина доброго пива. Такой был закон. Хозяин батрака не мог обижать, а мастер – подмастерья. И жили люди в согласии, работали, друг другу не мешали, каждое сословие при своем деле. А сейчас гляди, как перемешалось все: пшено – с бурьяном, достаток – с нищетой, монах – с боровом…

Чеснок говорил медленно, будто нехотя, цедил через губу слова. Из них семерых Конрад был самым старшим – на Сретение ему исполнилось двадцать два. В Кленхейме он считался первым охотником, лучшим из всех, и дома у него целый мешок был полон желтых, вырванных из мертвой пасти волчьих клыков.

– Кайзер теперь хуже, чем турецкий султан, – продолжал Месснер. – А посередь всех – Сатана затесался. И сколько его слуг бродит теперь по земле – а от них и войны, и недород, и раздоры среди людей. Ходят они, ходят, вредят честным христианам, где только могут, но время от времени собираются все вместе. Главные шабаши проходят после Святой Пасхи. Такой у них порядок: свои богомерзкие служения устраивать после христианских праздников. Дядя мой, отцов брат, рассказывал: сборища эти проходят всегда на горах, и чем выше гора, чем дальше она от людских поселений, тем лучше.

– Как же они добираются туда? По воздуху, что ли?

– Так и есть, – важно кивнул Чеснок, – по воздуху. Кто на метле, кто в суповом котле, а кто и на топоровом обухе. Только топор должен быть не простой, не тот, с которым дровосеки ходят, а палаческий, которым срублено не меньше десятка преступных голов. Но самые сильные, самые лютые ведьмы и колдуны прилетают туда своим ходом, без метел и прочей утвари. Намажутся топленым человечьим жиром от головы до пяток – и взлетают, и лететь могут до тех пор, пока жир не обсохнет. А где они жир берут – догадывайтесь сами.

– Брехня все это, – лениво протянул старший Крёнер. Он полулежал, упершись в землю локтем, и плевал в костер, стараясь, чтобы плевки падали ближе к середине. – В жизни не видел, чтобы люди летали. Хотя нет, один раз было: в Магдебурге кровельщики перестилали черепицу на крыше Иоганновой церкви, а один из них возьми и сорвись. Вот и полетел, с крыши прямо на мостовую. На такой полет поглядишь – сам не захочешь.

Остальные заухмылялись.

– Так я и говорю, – Месснер прищурился на потрескивающий куст огня. – Собираются они на горе, привечают друг друга и начинают хвалиться: кто в селения заносил чуму, кто волком оборачивался и выкрадывал чужих детей, кто роженицам травил плод, кто насылал порчу, кто гнилью уничтожал посевы. А после выбирают среди себя главного колдуна и ведут его к трону Нечистого. А уж Нечистый хвалит его, и обещает ему свою защиту и помощь, и дарует ему умение превращать камень в золото.

– И что же потом?

– А после начинается у них самый праздник, самое непотребство. Те, кто помладше и послабее, едят жаб и прочих земных и водяных гадов. Постарше – человечину. Пьют кровь, пьют болотную воду, сок ведьминого корня и белены. Скачут вокруг огромного, выше Кельнского собора, костра, сыплют себе в рот горящие угли. А перед рассветом, до того как пропоют первые петухи, начинают сношаться друг с другом.

– Это как? – хихикнул Якоб Крёнер. – Ведь они же старые все.

– Где старые, а где и молодые, – со знающим видом ответил Чеснок. – Они ведь любой облик могут принимать. Смотришь – старуха, а потом раз, обернулась вокруг себя, и уже юная девушка, прямо-таки невеста из хорошего дома. Но они, колдуны, как раз и любят, чтобы была старая, в бородавках и струпьях гнилых. Сатанинские слуги, чего ты хочешь… Они для этого дела могут и козлом обернуться, и собакой, и кабаном. Мужчин и женщин не различают, все сходятся с кем попало. И вот еще…

– Хватит, – оборвал его Эрлих. – К чему повторять эту дрянь?

– Так ведь истинная правда, Маркус, – сказал Чеснок, перекрестив широкую грудь. – И отец Виммар говорил на проповеди: избави нас, Боже, от сил темных, от слуг адовых, от колдунов и чародеев, от порчи и ведовства… Я об одном жалею: нет на них знака, не пойму, как отличить сатанинское отродье от доброго христианина. Те люди, что ученые, что в университете учились богословию, те, наверное, знают.

– А к чему тебе этот знак?

– Как это – к чему? – удивился и даже как будто обиделся Конрад. – Убивал бы выродков этих, как волков убивают. Пуля простая, правда, их не берет, так я бы на тот случай взял бы с собой заговоренные, кропленные святой водой. У меня бы ни один не ушел.

– Тебе заняться нечем? – холодно спросил его Альфред Эшер. – И без тебя умельцев хватает людей спроваживать на тот свет.

Конрад прищурился:

– А ты что же, Альф, жалеешь их? А?

Эшер неторопливо отломил кусок хлеба, прожевал и лишь потом удостоил его ответом:

– С чего их жалеть. Только сказки все это – и про колдовство, и про шабаш. А те, что созна ю тся в этом, созна ю тся под пыткой. Тебе, Конрад, зажмут пальцы в тиски – и сам станешь рассказывать, как по небу летал и Сатану видел.

– Вот как? – недобро усмехнулся Чеснок. – Ты мне тогда вот что скажи, Альф. Если это все выдумка, блажь, отчего же тогда жизнь в Империи сделалась такая херовая? Война без конца, хлеб втридорога? Почему волков расплодилось, как крыс на мусорной куче? Почему земля обеднела? Магдебург, святой город, почему спалили? И если выдумки все про черное ведовство, так почему же ведьм по всей Европе находят? Ведь не только у нас – и в Швеции, и у английского короля, и у французов, и у поляков. Что, Альф, молчишь? То-то же. Я не зря вам толковал про старые времена. Люди тогда были другие и порядки другие. Конечно, и воевали, не без того. Но воевали благородно, без подлостей. А сейчас в солдаты берут всякую шантрапу, нищебродов, которые умеют только пиво хлестать и кошельки резать. А отчего все? Оттого, что дьявол…