Гэри Дженнингс - Хищник. Том 1. Воин без имени

Большинство присутствующих замолчали, но кое-кто продолжил совокупляться тем или иным способом: они мычали, визжали или хихикали, пока этим занимались. Старый жрец закричал громче:

— Я горд сообщить, что еще двое молодых мужчин этой ночью будут посвящены богу и приняты в число его священнослужителей! Вакханка Денгла удостоила нас чести сегодня ночью, подарив Вакху обоих своих сыновей!

Близнецы, которые теперь сидели по обе стороны от меня, жалобно захныкали, каждый покрепче вцепился в мою руку. Музыканты отодвинули в стороны свои легкие инструменты и взяли другие, потяжелее: барабаны и цимбалы.

— Мать сама проведет церемонию посвящения, — продолжил старик, — по старинному обычаю, который ввела еще та древняя вакханка, что узрела знамение, — та, кого мы все помним до сих пор и почитаем! Теперь же внемлите! Сейчас начнется!

Все вакханки, не занятые в этот момент, начали хлопать в ладоши и топать босыми ногами, выкрикивая свои: «Euoi Bacche! Io Bacche!» Я подумал, не стоит ли мне схватить близнецов и убежать вместе с ними подобру-поздорову. Если честно, то я боялся, что вакханки собираются разорвать на куски и съесть Филиппуса и Робейна, как они это сделали недавно с детенышами несчастных животных. Однако, пока я решал, стоит или нет вмешиваться в происходящее, над нами замаячили Денгла и Мелбай.

Их волосы были спутаны, в глазах появился нездоровый блеск. Их бедра, пах и нижние губы безвольно выдавались и были вымазаны вязкой слизью. От обеих несло винными парами, но мое свойственное женщинам острое чутье уловило даже окутавший их тела запах прогорклой рыбы после избыточных половых сношений. Губы обеих были покрыты коркой из засохшей крови, пятна крови покрывали их отвисшие груди. Мелбай схватила мальчиков за руки, тогда как Денгла стала рыться в карманах плаща, который она сбросила на кушетку. Она достала из его складок olisbós: такого я еще не видел. Это был целый пучок olisboí, вроде гриба с несколькими ножками и шляпками: он имитировал мужские члены разной величины, от маленького, который мог принадлежать мальчику, до возбужденного члена взрослого мужчины.

— Пойдемте, сыновья мои, — сказала Денгла. — Пойдемте без всяких жалоб или протестов. Это… или тирс.

Мелбай поволокла мальчиков к кушетке рядом с музыкантами, за ней последовала Денгла, она никому не отдала этот ужасный olisbós, а прикрепила его к себе. Со своего места я в тусклом свете больше не мог различить, кто из близнецов кто, но Мелбай и ее сестра-жрица перегнули одного из них через край кушетки. Все остальные участники вакханалии стояли в комнате на почтительном расстоянии, так, чтобы каждому было хорошо видно, и продолжали хором выкрикивать: «Euoi Bacche! Io Bacche!»

Денгла встала над лежащим мальчиком и оглядела всех, чтобы удостовериться, что является центром внимания. Она поймала взгляд тощего старика-жреца, он молча кивнул. Тут же крик толпы превратился в рев, музыканты начали бить в барабаны и играть на цимбалах, чтобы заглушить крик ребенка, когда его пронзили в первый раз самым маленьким из многочисленных olisboí. Никто не услышал его визга, но я знаю, что он был, потому что тело мальчика стало извиваться, голова откинулась назад, рот широко раскрылся от крика. Так же широко раскрылись и глаза его близнеца, который наблюдал все это.

Ужасающий рев продолжался, пока Денгла какое-то время качала бедрами, затем она выдернула olisbós и отступила назад. Тело мальчика распласталось на кушетке, подергиваясь в судорогах, но он получил всего лишь короткую передышку. Несчастный снова содрогнулся и беззвучно закричал, когда следующий olisbós пронзил его, затем еще один и еще. И наконец последний, самый большой olisbós принялся входить в него и выходить обратно. Мелбай и другие зрительницы-вакханки улыбались, поскольку мальчик, казалось, приспособился к насилию, теперь он расслабился и терпел, возможно, даже наслаждался.

Наконец Денгла отошла от сына, отвязала и отбросила свои многочисленные olisboí и повернула мальчика лицом к собравшимся. Мы могли увидеть, что его маленький член, словно его стимулировали изнутри, чудесным образом превратился в маленький fascinum. Убедившись, что он встал, Денгла принялась работать, водить вверх и вниз рукой, а сама наклонилась к сыну и принялась что-то говорить ему. Ее обхождение и ласки постепенно изменили выражение лица ребенка: сначала он выглядел несчастным, затем удивленным и наконец блаженно улыбнулся.

Мелбай какое-то время наблюдала за этим. Теперь она перегнула лицом вниз через кушетку другого близнеца. Вакханки снова принялись вопить, музыканты стали бить в барабаны и грохотать цимбалами, когда Денгла подтолкнула первого мальчика к ягодицам его брата и одной рукой направила его fascinum в нужное место, а другой резко толкнула в маленькую спину. Распростертый близнец стал извиваться так же, как это делал первый: он молча вопил и корчился. Может, его брат и хотел бы выйти из него, но Денгла, не позволив, сама начала резкими движениями двигать бедрами сына. Через мгновение мальчик уже делал это самостоятельно. Без всякого понукания он покрепче прижал к себе близнеца и начал двигаться энергичней, пока наконец внезапно не содрогнулся всем телом и не откинул назад голову, на его лице блуждала улыбка наслаждения.

— Euoi! Io! Euoi Bacche! — торжествующе визжала толпа.

— Посвящение успешно свершилось! — закричал старик-жрец и снова вышел вперед. — Возблагодарим же матерь и ее сыновей! Io мать Денгла! Euoi мать Денгла! Теперь… давайте споем, приветствуя новых почитателей Вакха Филиппуса и Робейна!

При этом музыканты заиграли на более мелодичных инструментах, которые издавали узнаваемую carmen [202] Песнь ( лат. ). , а все полноценные мужчины и евнухи, участвовавшие в вакханалии, запели чрезвычайно непристойные стихи, восхваляя однополую любовь.

— А теперь, — снова завопил старый жрец, — кто желает вторым насладиться любовью кого-нибудь из мальчиков?

Раздался хор голосов: «Я!» и «Я желаю!» — это кричали те мужчины, которые не относились к евнухам. Но Денгла подняла руки, призывая к тишине.

— Нет! Эта высокая честь должна принадлежать нашему самому старейшему, знатному и глубокоуважаемому почитателю Вакха.

Она послала свою ужасную улыбку Маециусу, который глупо улыбнулся ей в ответ. Затем он вперевалку двинулся вперед, схватил в объятия одного из мальчиков, уложил его на кушетку и навалился на него всей своей массой.

Денгла не просто lupa, решил я; она еще и lena [203] Сводня ( лат. ). , причем из самого презренного и отвратительного сорта сводниц, ибо она торговала собственными детьми. Едва ли я был удивлен тем, как вдова великодушно вручила сыновей сначала префекту, поскольку он, так сказать, уже заплатил ей. И без всякого сомнения, то, что Маециус делал теперь с мальчиком на кушетке, даст ей возможность выкачать из него еще больше денег.