Гэри Дженнингс - Хищник. Том 1. Воин без имени

Среди остальных fraters stupri продолжался спор, кому достанется другой мальчик, и старый жрец попытался успокоить их:

— Терпение, братья, терпение. До рассвета еще много времени, вы все успеете попользоваться ими. И помните, эти новые почитатели Вакха теперь принадлежат богу и храму. Они станут принимать участие в ритуалах каждую пятницу, начиная с сегодняшнего дня. Помните также, что их можно приватным образом навещать в указанное время за плату и небольшие подарки (все это пойдет в сундук общины) при каждой возможности, которую вы сочтете подходящей, или… — он похотливо хихикнул, — в случае острой нужды.

«Понятно, — сказал я себе. — Филиппус и Робейн, возможно, будут счастливей, поселившись здесь, в храме, чем они были со своей матерью. Может, они даже, согласно своему разумению, постепенно научатся наслаждаться жизнью в новом качестве». Если быть честным, я больше сочувствовал маленьким козлятам, которые могли вырасти красивыми и умными и принести пользу в этом мире.

В любом случае мне больше нечего было смотреть на вакханалии, и я не собирался оставаться здесь «до рассвета». Мне хотелось поскорее убраться из этого змеиного гнезда. Лавируя, я проложил себе дорогу, вознамерившись дать отпор каждому, кто попытался бы меня остановить. Но никто меня не останавливал. Почти все в этом храме были заняты тем или иным отвратительным делом — или просто наливались вином, — поэтому те немногие, кто заметил, как я снова оделся, только осуждающие посмотрели на меня. И хотя дверь храма была из осторожности заперта, засов был закрыт изнутри, поэтому я легко выбрался наружу и наконец-то вздохнул с облегчением.

Я быстро шел по темным пустым предрассветным улицам, спеша добраться до дома вдовы и уйти прежде, чем вернутся Денгла и Мелбай. Там я вымыл лицо и переоделся в ту одежду Торнарекса, которую спрятал среди женских платьев Веледы. После этого я собрал все вещи, которые принадлежали мне, и навсегда покинул это место.

Признаться, мне очень хотелось поджечь этот дом. Я уже прикидывал, как бы мне послать известие близнецам, предлагая отомстить их гнусной матери lupa-lena [204] Блудница-сводня ( лат. ). . Однако дальше намерений дело не зашло. Однажды этой омерзительной женщине, несомненно, воздастся, а я не имею права ее наказывать. Когда-нибудь ей вынесет наказание судья не такой милосердный, как я. Abyssus abyssum invocat [205] Бездна к бездне взывает ( лат. ). , как гласит мудрость.

Хотя я появился в deversorium Амалрика Толстой Клецки рано на рассвете, но многие слуги уже встали и занялись работой. Поэтому, вновь войдя в образ Торнарекса, я властно потребовал немедленно приготовить мне завтрак. Я отнес свои вещи в комнату, а когда снова спустился вниз, стол уже был накрыт. Я с аппетитом тянул кефаленское вино и ел сассинский сыр, маринованный каунианский инжир и прекрасный белый хлеб, одновременно раздумывая о том новом, что я узнал о мире, мужчинах, женщинах и богах. И пришел к выводу: если бы кто-нибудь поинтересовался моим мнением об оргиях, я бы честно ответил, что их нельзя назвать восхитительно безнравственными, мне они показались просто отвратительными.

Из нескольких богов, с которыми я познакомился, Вакх, естественно, был самым отталкивающим. Любимец воинов Митра тоже не привлек моего внимания, потому что митраизм исключал поклонение женщин, а я был наполовину женщиной. Единственным человеком, которого я встретил и который, казалось, сумел доказать пользу каких-либо языческих богов, был старый предсказатель Вингурик из племени короля Эдиульфа, — но Вингурик общался со своими божествами слишком уж, на мой взгляд, нелепым способом: посредством чихания. Арианский священник очень меня удивил: похоже, их богу не было никакого дела, кому поклоняется человек, пока тот ведет праведный образ жизни.

Я все еще размышлял на эту тему и, наевшись вкусной еды, уже чуть было не задремал после ночных бдений, но тут в комнату вошел трактирщик, и я проснулся.

— Давай присоединяйся ко мне, Амалрик, — сказал я. — Помоги мне прикончить это твое прекрасное кефаленское вино.

— Thags izvis, ваша милость, с удовольствием. — Он вытянулся на кушетке, присоединившись ко мне, и крикнул слуге, чтобы тот принес ему бокал. — Давненько мы не разговаривали.

— Я был… занят, — ответил я и подумал, что не произойдет ничего страшного, если я еще кое-что добавлю к своему обману. — Я обследовал разные места вашего прекрасного города. Искал предприятие, в которое мог бы вложить средства.

Амалрик налил себе немного вина и сказал:

— Простите мое нахальство, ваша милость, но в свете новых и неожиданных событий, происшедших недавно в империи, может, вам разумней держать свои деньги под подстилкой до лучших времен?

— Ты так считаешь? По правде говоря, я уже давненько не следил за государственными делами. Был слишком занят своими собственными. Я еще не получил никаких сообщений от своих агентов за границей. И в разговорах — с некоторыми особами, с кем мне доводилось беседовать, — ну, мы никогда не затрагивали текущих дел. Что же новенького произошло в империи, а, Амалрик?

Он лукаво произнес:

— Вы, должно быть, обследовали… хм… лучшие части нашего города. Основная тема разговоров там, разумеется, наш новый император в Равенне.

— Что? Еще один?! Так скоро?

— Да. Глицерия свергли с императорского трона и вместо него посадили Юлиуса Непота. Глицерия утешили тем, что сделали его епископом Салоны в Иллирии.

— Иисусе! Глицерий был воином, а не императором. Теперь он епископ? И кто же, черт побери, этот Юлий Непот?

— Любимчик императора Льва в Константинополе. Непот и Лев каким-то образом были связаны родственными отношениями.

— Были? А теперь?

— Как же можно? — Амалрик покачал головой. — Разве вы не слышали самую громкую новость: что Лев умер?

— Credat Judaeus Apella! — воскликнул я. Это довольно мягкое высказывание, с которым я познакомился в высшем обществе, означало: «Пусть в это поверит Апелла-иудей!» — или, другими словами: «Я в это не верю!»

— Придется поверить, — вздохнул Амалрик. — Я же сказал вам, что наступили смутные времена. Все меняется почти с катастрофической скоростью.

— Иисусе! — снова повторил я. — Сколько я себя помню, Лев всегда правил Восточной империей. И я полагал, что так будет вечно.

— Акх, в Константинополе снова сидит на троне император Лев. Но теперь это его внук, Лев Второй. Он еще совсем ребенок, пяти или шести лет от роду, поэтому ему помогает какой-нибудь регент. В то же время, уж не знаю, слышали ли вы об этом, оба бургундских короля, братья Гундиок и Хильдерих, умерли этой же весной.

— Gudiskis Himins, — пробормотал я. — Эти двое точно правили всю мою жизнь.