Елена Первушина - Фавориты императорского двора. От Василия Голицына до Матильды Кшесинской

Фридрих Великий являлся кумиром Петра Федоровича, да и во всей Европе этот монарх считался непревзойденным гением военного дела. Неудивительно, что прочие государи стремились брать его методы в буквальном смысле на вооружение. Будучи великим князем, Петр Федорович не мог управлять русскими войсками, поэтому тренировки с «потешной» армией представляются весьма разумным методом подготовки будущего военачальника.

Почему именно голштинцы? В Голштинии Петр провел свое детство, пока его не «вытребовала» в Россию тетка Елизавета. Но Петр Федорович не только любил Голштинию как свою родину, — он, продолжая политику своего деда, стремился упрочить связи этой территории с Россией, сблизить россиян с теми самыми «проклятыми немцами», которых так привечал в своей новой столице Петр I. Ведь неслучайно тот выдал свою старшую дочь за голштинского герцога. Голштиния, соединяя Балтийское и Северное моря, обладала большим «торговым потенциалом» — еще в XIV веке ганзейские купцы строили на этих землях каналы, соединяющие два моря. (Позже, в 1895 г., через 100 с небольшим лет после смерти Петра III, построили Кильский канал, не замерзающий в зимой и до настоящего времени имеющий большое значение для стран Балтийского региона).

Петр Федорович заботился о нуждах Кильского университета, следил за ходом ремонта в его помещениях и за назначением профессоров. И, конечно, он рад был увидеть в России своих соотечественников. Голштинские офицеры стали его друзьями, и, возможно, в их среде он чувствовал себя наиболее свободно.

Ишимова продолжает свой рассказ для детей: «Вместе с печальной вестью об этой новой войне Петр Федорович объявил своим подданным и о том, что он сам будет командовать своей армией, что сам отправится с ней в Германию, прежде чем будет короноваться. Последнее известие огорчило русских больше всего: из-за своей набожности они находили в одном этом случае столько причин для обвинения императора, что в их сердце погасла последняя искра привязанности к наследнику Елизаветы. С тех пор они начали забывать даже то добро, которое он сделал для них в первые дни своего восшествия на престол и которое состояло в больших преимуществах, данных дворянству, и в уничтожении страшной для всех Тайной канцелярии — такого присутственного места, где рассматривались дела по разным доносам и особенно по тем, которые были известны под названием „Слово и дело государево“. Это были два важных благих дела Петра Федоровича для своего народа, но их тогда не оценили в полной мере — так велико было общее неудовольствие!».

И здесь тоже все верно. Одним из первых документов, созданных Петром III, стал «Манифест о вольности дворянства». По данному законодательному акту, впервые в истории России дворяне освобождались от обязательной гражданской и военной службы, могли по своему желанию выходить в отставку и беспрепятственно выезжать за границу. Екатерина, заняв престол, не рискнула отменить указ Петра, а подтвердила его в «Жалованной грамоте дворянству 1785 г.». И если даже этот указ и не оценили современники, то его в полной мере оценил Александр Сергеевич Пушкин, написавший: «Петр III — истинная причина дворянской грамоты».

А еще за 186 дней своего правления Петр III успел упразднить Тайную розыскную канцелярию, учредить Государственный банк и отпустить ему в качестве базового капитала из собственных средств 5 миллионов рублей, отдать приказ о выпуске Монетным двором полновесных золотых и серебряных монет по новому образцу «ради умножения в государстве серебра», отпустить полмиллиона рублей на деятельность Адмиралтейства, повелев беспрепятственно снабжать его лесом, и завербовать достаточное количество мастеровых для бесперебойной работы верфей. Он запретил ввоз из-за границы сахара и сырья для ситцевых мануфактур, с тем чтобы стимулировать их производство внутри страны, составлял планы по экспортной торговле хлебом. При том, что Петр III оставался убежденным и последовательным сторонником крепостничества, он всячески ратовал за то, чтобы фабрики и заводы заполнялись в основном вольнонаемными людьми. И так далее.

Но дальше Ишимова переходит к главному обвинению, к главной ошибке, которая, по ее мнению, и послужила причиной гибели Петра: «Вскоре оно [неудовольствие] достигло высочайшей степени: все узнали, что Петр не оценил по достоинству прекрасные качества своей супруги, что она страдала от его невнимания, от оскорблений, какие причиняли ей приближенные к императору. Приверженцы Екатерины узнали даже и то, что Петр Федорович имеет тайное намерение развестись с ней. Такое ужасное известие встревожило всех, кто умел чувствовать в нашем Отечестве. Холодность императора к единственному сыну и наследнику, восьмилетнему великому князю Павлу Петровичу, довела до крайней степени приверженцев Екатерины и заставила их решиться на любые жертвы, чтобы спасти ее. Эта решительность казалась им необходимой, потому что Петр приказал арестовать свою супругу. До ареста, правда, дело не дошло, однако после этого Екатерина поняла, что ей необходимо искать защиту у народа и преданных вельмож и военных. Она дала согласие на переворот».

Здесь тоже все правда (в той редакции, в которой ее можно было давать читать детям). Екатерина действительно жаловалась в своих мемуарах на холодность Петра и откровенничала с читателями, рассказывая, как ее бранила Елизавета, «что я всегда была одета в костюм для верховой езды и что я езжу по-мужски. Когда мы однажды приехали в Петергоф на куртаг, императрица сказала Чоглоковой, что моя манера ездить верхом мешает мне иметь детей и что мой костюм совсем неприличен; что когда она сама ездила верхом в мужском костюме, то, как только сходила с лошади, тотчас же меняла платье. Чоглокова ей ответила, что для того, чтобы иметь детей, тут нет вины, что дети не могут явиться без причины и что хотя Их Императорские Высочества живут в браке с 1745 года, а между тем причины не было».

Если верить Екатерине, то «причины» так и не случилось, и Павел — сын ее фаворита Салтыкова, а рано умершая дочь Анна — Понятовского. Делая такие намеки, Екатерина сводила счеты с Петром, отношения с которым к концу его царствования совсем испортились, а заодно «подкладывала бомбу» под всю династию Романовых — если все они происходили от любовной связи Екатерины и Салтыкова, то, значит, ни в одном из них не было крови Петра или московских царей. Правда, бомба эта так и не взорвалась. Хотя мемуары Екатерины опубликовал в середине XIX века за границей Герцен, никого, кажется, намеки Екатерины всерьез не заинтересовали. Но в любом случае такое поведение монархини трудно счесть достойным.