Дмитрий Узланер - Жак Лакан: введение

Но как символическое может создавать реальность? Разве реальность – это не то, что существует само по себе? С точки зрения структурализма – нет. Нет никакой реальности самой по себе. То, что мы считаем реальностью, задается символически. Упорядочивается, создается некоторой символической системой, которую мы на эту реальность набрасываем, как бы создавая ее.

Например, мужчина и женщина. В принципе, никаких в реальности мужчин-мужчин и женщин-женщин не существует. Это идеальные типы. Есть некоторый континуум. Одни ближе к этому идеальному типу, другие ближе к другому идеальному типу. Но в принципе, каждый находится где-то на этом континууме. Но задавая такую символическую систему, где есть только два варианта – или мужчина, или женщина, мы в некотором смысле создаем реальность. Ту реальность, под которую затем все субъекты вынуждены подстраиваться, – ты или мужчина, или женщина. Здесь именно символическое создает реальность. Не описывает реальность, а именно создает реальность.

Сегодня мы видим, как эта символизация начинает в некоторых контекстах ломаться. То есть появляются огромное количество еще каких-то промежуточных идентичностей, в которых человек может себя познать, с которыми он может себя идентифицировать, отождествить. То есть на этом континууме появляются какие-то новые отметки. И можно спросить: а какая именно классификация является реальностью самой по себе – там, где только две отметки, или там, где пять отметок – мужчина, женщина и еще, допустим, три или тридцать каких-то промежуточных звеньев. Какая из этих классификаций, какая из этих символических систем, структур больше соответствует реальности?

В принципе, можно сказать, что никакая. Это просто разные способы того, как символическое творит эту реальность. И в некотором смысле можно сказать, что без символического переписывания реальности никакой реальности нет. По крайней мере, для человека. Мы символические существа. Мы живем внутри символических систем, которые как раз и задают нашу реальность.

То же самое поясняется и на других примерах. Например, можно представить себе человека, который пошел учиться на сомелье, то есть человека, который разбирается – или якобы разбирается – во вкусах вина. Для того чтобы быть сомелье, надо сначала освоить некую новую символическую систему, которая бы размечала вкус этого самого вина. У обычного человека размечание этого вкуса сводится, допустим, к двум элементам – оно кислое, например, или сладкое.

Но люди, которые учатся на сомелье, осваивают двадцать – тридцать новых понятий, обозначающих вкус. И опять можно спросить: какая именно классификация точнее описывает реальность? Та, в которой есть только два элемента, или та, в которой есть тридцать элементов? Можно сказать, что это та, в которой тридцать элементов. Но тогда можно спросить, а почему не сорок элементов? Почему не пятьдесят элементов?

Любая классификация, любая символическая система не столько описывает реальность, сколько ее создает. Символическое создает реальность, и любая человеческая реальность носит символический характер.

Абсолютно то же самое у нас получится, если мы, например, зададимся вопросом о структурах родства. Например, я рождаюсь и, если я мальчик, становлюсь сыном. То есть я уже становлюсь определенным элементом внутри существующей структуры родства. Соответственно, если я сын, у меня есть, допустим, мать. Значит, у меня, возможно, есть брат или сестра или, например, отец. Но, опять же, все будет зависеть от того, какая именно это структура родства. То есть элементом какой конкретно структуры, какой конкретно символической системы я являюсь.

Допустим, если это понятная, знакомая нам структура, то тогда там будут мама, папа. А если, например, это структура родства, отличная от нашей, то там, как я говорил в первой лекции, папы может не быть. А роль мужской фигуры будет выполнять брат матери – дядя. То есть это уже совершенно другая структура родства и другие отношения.

Здесь принципиально не просто то, что есть некоторая структура, а то, что каждый элемент этой структуры не существует сам по себе. Он определяется своими отношениями с другими элементами. То есть смысл данного конкретного элемента вытекает из его отношений со всеми другими элементами. То есть я могу быть сыном только там, где я могу различить, отличить себя от того, кто сыном не является. Кто является, например, дочерью, или кто является моим двоюродным братом, или троюродным дядей. Или кто вообще не является членом моей семьи.

То есть возникает символическая реальность, в которой у меня есть определенная прописка. Прописка, которая дается мне с момента рождения. Я сразу помещаюсь в определенную структуру, где я нахожусь в отношениях с другими элементами этой структуры, где на меня распространяются определенные правила, которые касаются регулирования отношений между элементами этой структуры. Кто мне ближе, кто мне дальше, с кем я могу сближаться, а с кем не могу, кто часть моего круга, а кто нет, с кем я могу что-то делать, а с кем не могу что-то делать. В зависимости от того, какой элемент структуры я занимаю, это определяет меня, мое движение, мое существование, что мне можно, что нельзя. И попадая в структуру, субъект тут же сталкивается с идеалами Большого Другого: его ожидания от субъекта, его надежды, связываемые с субъектом. Например, ребенок, который рождается в семье династии врачей, уже попадает в систему, где на него проецируются определенные идеалы, с которыми ему всю жизнь придется иметь дело.

Символическое создает реальность. И это действительно такая, можно сказать, почти магическая способность символической системы и элементов этой символической системы. Казалось бы, вот два человека стоят рядом. С точки зрения их физического облика, они ничем друг от друга не отличаются. Но тем не менее они оба вписаны в определенную символическую систему. И уже оказывается, что один, например, сын очень знатного отца, а второй – сын раба. То есть два человека, неотличимых друг от друга, стоящих рядом друг с другом в физическом пространстве, в символической реальности находятся друг от друга на недосягаемом расстоянии. Они вписаны в символическую систему, жестко определяющую характер их взаимодействия.

Но для того, кто не имеет способности считывать символическую реальность, для него совершенно не понятно, почему одному оказываются почести, а ко второму обращаются с таким пренебрежением. И поэтому, например, животные, у которых нет совершенно никакого доступа в эту символическую реальность, могут абсолютно равно относиться что к одному, что к другому – безотносительно того, какое именно место в этой самой структуре, в этой самой символической системе занимает тот или иной индивид.