Виктория Финли - Цвет. Захватывающее путешествие по оттенкам палитры

Наша экспедиция состояла из двух водителей и трех охранников, вооруженных лати – традиционными индийскими полицейскими палками, – которые запрыгнули на заднее сиденье машины. «Надеюсь, индиго все еще там», – сказал доктор Санджаппа, когда мы остановились в малоперспективной части лесного массива. «Да, да», – взволнованно воскликнул он еще до того, как мы вылезли из машины. Там рос Indigofera tinctoria, возможный потомок семян, как мне нравится думать, тех растений, которые в свое время оберегал Роксбург. Доктор Санджаппа был совершенно прав: я никогда не смогла бы найти его самостоятельно.

Однажды я брала интервью у швейцарского дирижера Шарля Дютуа, который в 1960-х годах был студентом и еще только начинал свой творческий путь. Ему довелось переворачивать страницы нот для Игоря Стравинского на концерте в Нью-Йорке. «Каким был этот великий композитор?» – поинтересовалась я. «Низеньким, – к моему удивлению, ответил Дютуа. – Я ожидал, что значимость этого человека в музыкальном мире найдет отражение в его физическом облике. Но этого не было», – сказал он, все еще ощущая разочарование, хотя уже прошло много лет. То же самое произошло при моей встрече с этим конкретным растением индиго: очень маленькое. Менее восьмидесяти сантиметров в высоту, оно совершенно терялось посреди буйной растительности Индийского ботанического сада [239] При тщательном уходе Indigo tinctoria может вырасти в куст высотой до двух метров. . У него были крошечные нежные круглые листья и еще более мелкие, дерзкие розовые цветки длиной всего в миллиметр или два. Но самым печальным было то, что его душила сорная трава. Когда я упомянула об этом, трое охранников превратились в садовников: они бросились на помощь маленькому растению и очистили его от медленно убивающих его лиан.

Да, это было не великое дерево индиго моей детской мечты, а нечто гораздо более уязвимое, и мне нравится думать, что оно все еще растет там, храбро борясь с сорняками, – крошечное наследие истории Бенгалии [240] С тех пор как я посетила Бенгалию, я многое узнала о схеме выращивания индиго в Бангладеш, существующей для удовлетворения растущего спроса на натуральные красители в Европе и Америке. В 1990-х годах Руби Гуцнави начал реализовывать проект Aranya. К 2002 году он возделывал пятьдесят акров индиго – это не только небольшое, но многообещающее наследие истории Бенгалии, но и надежда на будущее индиго на этом субконтиненте, не подразумевающее принудительный труд и создающее экологически чистую альтернативу синтетическим красителям. .

Рассказ о том, как был обнаружен современный фиолетовый краситель, стал легендой в истории химии: Лондон, весенний вечер, подросток, собирающий вещи после дня, проведенного в поисках простого лекарства от смертельной болезни, случайная капля в лабораторном тазу – и внезапно цвет мира изменился. Менее известен тот факт, что эта история также положила начало цепочке событий, которые привели к повторному открытию двух давно забытых древних красок, которыми были окрашены сексуальные паруса Клеопатры и Храм Соломона.

В 1856 году Генри Перкину было восемнадцать, он был вундеркиндом и учился в Королевском химическом колледже. Вместе со своими братьями по учебе он искал синтетическую альтернативу хинину – лекарству от малярии, – который тогда выделяли из коры южноамериканского дерева. Его преподаватель заметил, что некоторые вещества, являвшиеся отходами газового освещения, очень похожи на хинин, и убедил своих учеников попытаться выяснить, как добавить водород и кислород в каменноугольную смолу. Это открытие должно было принести состояние.

Перкин любил химию и устроил себе лабораторию на верхнем этаже родительского дома в Ист-энде. Именно там, отмывая однажды вечером стеклянные емкости, он заметил черный осадок. Как через много лет он объяснял американскому репортеру, он уже собирался выбросить осадок, но остановился, подумав: «Это может быть интересно». «В результате этого решения получилась удивительно красивая краска, – сказал Перкин журналисту. – А остальное вы знаете» [241] «Литл-Рок Газетт», цитируемая в книге Гарфилда Mauve. Я в долгу у этой книги и у работы Трэвиса The Rainbow Makers, поскольку именно там я почерпнула большую часть информации для раздела о Перкине. .

Раньше я жила буквально в пятидесяти метрах от того места, где вырос Перкин, недалеко от бассейна Шедуэлл в Докленде, и помню, как однажды заметила синюю историческую табличку на стене жилого комплекса. Там было написано, что именно здесь в марте 1856 года в домашней лаборатории был изобретен «первый анилиновый краситель». Я пошла домой и поискала в словаре слово «анилин». Как я вспомнила уже во время поисков, связанных с индиго, это слово было производным от санскритского «ниль», обозначающего конкретную краску, – и я представила такой же синий цвет, как на табличке. И лишь много лет спустя я узнала, что Перкин случайно изобрел лиловую краску.

Правда, поначалу он не назвал его «лиловой»: первоначальная новая краска именовалась «тирский пурпур». Для Перкина это было почти легендарным названием, которое он помнил со времен изучения латыни. Он знал, что это древняя краска, которой давным-давно окрашивали одежду исключительно для мужчин, и он выбрал название, создающее ощущение роскоши и элитарности – без сомнения, для того, чтобы побудить покупателей расстаться с большим количеством денег, чем они хотели бы потратить. Только позже, осознав, что научные исторические ссылки не всегда являются способом привлечь покупателей в области высокой моды, он переименовал краску в честь красивого французского цветка [242] Название произошло от французского описания этого цвета, напоминающего лепестки мальвы. Любопытно, что в то время, когда англичане называли его «лиловым», французы обычно называли его «пурпурным Перкина». Очевидно, что оба рынка жаждали представить нечто экзотическое и иностранное. .

Каково бы ни было окончательное название, Перкину повезло: он обнаружил краску в нужный момент. В тот год королева Виктория заказала французскому мастеру Эдуарду Крайссеру шкафчик ко дню рождения ее супруга, принца-консорта Альберта. Мастер был вдохновлен возрождением интереса к ярким эмалям севрского фарфора, поэтому дизайн шкафчика представлял собой веселое сочетание бирюзовых и розовых цветов, венком окружающих двух светловолосых дам в прелестных фиолетовых платьях [243] Музей Виктории и Альберта, Inventing New Britain: The Victorian Vision, апрель-июль 2001. . К 1858 году каждая дама в Париже и Нью-Йорке, которая могла позволить себе подобное, носила «лиловый», а Перкин, открывший красильную фабрику вместе с отцом и братом, стал богатым человеком еще до того, как ему исполнился двадцать один год. Без его открытия промышленные красильщики, вероятно, удовлетворяли бы возникший спрос, смешивая индиго с мареной или используя лишайники. Но ничто не могло сравниться по привлекательности с идеальным фиолетовым цветом синтезированного Перкином красителя. Каменноугольная смола – это органическое вещество, продукт разложения очень древних окаменелых деревьев. Было доказано, что она обладает потенциалом для получения тысяч разных красок, и изобретение Перкина вдохновило химиков на поиск множества других нефтехимических красок и красителей. В течение десяти лет они почти полностью заменили многие краски, о которых шла речь в этой книге. Более того, как показал Саймон Гарфилд в своей книге Mauve, открытие Перкина имело много полезных медицинских и коммерчески выгодных побочных эффектов и привело других ученых к открытию бацилл холеры и туберкулеза, к химиотерапии, к возникновению иммунологии и отчасти сомнительному подарку судьбы в виде сахарина. Некоторые из крупнейших сегодня фармацевтических компаний в Европе, включая BASF, Ciba и Bayer, начинали как небольшие красильные заводики в те сумасшедшие дни, когда химики пытались извлечь все больше и больше красок из угля.