Кэтрин Арнольд - Хроники испанки. Ошеломляющее исследование самой смертоносной эпидемии гриппа, унесшей 100 миллионов жизней

Условия ухудшались с каждым часом. Главный армейский хирург полковник Деккер был единственным человеком на борту с военным опытом, способным решить эту логистическую проблему, но 1 октября он заболел сам. Два других врача также заболели и оставались в своих каютах до конца плавания, в то время как 30 из 200 армейских медсестер умерли от гриппа. Таким образом, всего одиннадцать врачей оказались перед лицом все более кошмарной ситуации [28].

На другом десантном корабле, «Британце», который шел на четыре дня впереди «Левиафана», рядовой Роберт Джеймс Уоллес испытывал сходное состояние. После нескольких дней, проведенных в море, он проснулся, чувствуя себя «совершенно несчастным», и доложил об этом медицинскому офицеру, который измерил ему температуру и приказал собрать одеяло и снаряжение и постелить ему на палубе [29]. Когда рядовой Уоллес возразил, что на палубе холодно и ветрено, медик сказал: «У вас температура 39,4 °C. Вы больны. Если вы хотите спуститься вниз и заразить их всех, вперед!» [30]

Рядовой Уоллес вышел в шторм, чтобы присоединиться к остальным на палубе, расстелил одеяло, завернулся в пальто, надел фуражку и заснул. Хотя условия были далеко не идеальными, открытая палуба, по крайней мере, полностью проветривалась. Рядовой Уоллес то терял сознание, то приходил в себя, мечтая о большой веревке из цветного шелка, по которой он не должен был спускаться, потому что это было бы дезертирством. Волны прокатывались по палубе, пропитывая одеяла больных. Однажды ночью котелок рядового Уоллеса с грохотом унесся прочь по качающейся палубе. На следующее утро он обнаружил, что его фуражка и обмотки тоже были сметены волнами [31].

Каждое утро на палубе появлялись санитары, чтобы проверить состояние больных и унести тех, кто умер ночью. Вид мертвецов, которых уносили, был предметом «отрезвляющих догадок» среди живых. Однажды утром рядового Уоллеса подняли и отнесли вниз в роскошный салон первого класса, где пассажиры развлекались в давно забытые довоенные дни. Призраки былых удовольствий витали над парчовыми диванами и мягкими пушистыми коврами. Рядовому Уоллесу по-прежнему приходилось спать на полу, но, по крайней мере, ковры были удобными, и его кормили несколько раз в день. Однажды вечером появилась медсестра и с английским акцентом спросила, не тяжело ли ему. Она принесла рядовому Уоллесу теплое питье и даже вымыла ему ноги, сняв носки, которые приклеились к его ногам за двенадцать дней. Рядовой Уоллес с благодарностью вспоминал эту медсестру полвека спустя. «Это нежное омовение моих ног ее мягкими мыльными руками запечатлелось в моей памяти воспоминанием, которое я вспомню на Небесах, когда попаду туда» [32]. Условия в салоне были более благоприятными, чем на палубе, но это не гарантировало выздоровления. Однажды ночью один из пациентов попросил воды, но рядовой Уоллес был слишком болен, чтобы помочь ему. Он позвал врача и заснул. Человек снова закричал, и снова рядовой Уоллес попросил воды для него и заснул. Это повторялось много раз, пока другой мужчина не прошептал: «Не беспокойся, мне уже ничего понадобится». Утром наконец прибыли медики и нашли мужчину там, куда он скатился в последнем смутном инстинктивном усилии обрести защиту, – под диваном. Они отнесли его в морг [33].

Тем временем на «Левиафане» условия жизни ухудшались еще сильнее. Десантные отсеки были битком набиты больными и умирающими, воздух был спертым и зловонным из-за неэффективной системы вентиляции. Без ежедневной уборки эти помещения быстро превращались в свинарники. Что еще хуже, моральный дух упал до предела. Солдаты, прибывшие из десяти отдельных частей, были призывниками, не имевшими привычки подчиняться одному командиру или армейской дисциплине. «Левиафан» был один в море, без прикрытия, но с гриппом, сбивающим людей с ног десятками каждый час и с почти осязаемым призраком «испанки», крадущейся по кораблю. По мере того как судно пересекало Атлантику, перспектива быть торпедированными подводной лодкой не представлялась столь уж трагической. Внизу картина напоминала последствия сражения. Полковник Гибсон позже писал:

«Это были сцены, которые невозможно представить тем, кто на самом деле их не видел. Сильные носовые кровотечения у многих пациентов привели к тому, что лужи крови были разлиты по всем отсекам и санитары были бессильны навести порядок из-за узких проходов между койками. Палубы стали влажными и скользкими, стоны и крики перепуганных людей усилили смятение требовавших лечения. Это был настоящий ад» [34].

Первая смерть от испанского гриппа на американском корабле «Левиафан» произошла 2 октября в 18:08, когда рядовой Говард Кольбер из 11-го батальона 55-й пехотной дивизии был объявлен умершим от крупозной пневмонии [1]. «Он был моряком, который служил в медицинском корпусе. Он сказал капеллану, что не хочет умирать, потому что родные очень нуждаются в его помощи дома» [2]. В то же утро побужденные к действию этим несчастьем армейские офицеры приказали здоровым солдатам спуститься в трюмы, очистить десантные отсеки и вынести больных. Войска подняли мятеж и отказались повиноваться. «Не может быть такой угрозы, которая внушала бы людям больший страх, чем чума, свирепствующая внизу» [3]. Но кто-то же должен был навести порядок, прежде чем «Левиафан» превратится в плавучую покойницкую. Несмотря на традицию, которая диктовала, что армия и флот являются отдельными единицами, «синим курткам», или матросам, было приказано перейти на нижние палубы, что, к их чести, они и сделали [4]. Без сомнения, их действия остановили развитие болезни. Больше мятежей среди солдат не было: испуганные последствиями испанского гриппа, они пусть и запоздало понимали, что анархия только усугубит ситуацию.

Со 2 октября не проходило и дня без смерти. После рядового Кольбера умерли три человека, потом семь, а затем десять в последующие дни. Военный дневник «Левиафана» демонстрировал новый ужас: «Общее число погибших на сегодняшний день – 21. Небольшой отряд бальзамировщиков не поспевает за темпом смертей… Всего погибших на сегодняшний день – 45. Невозможно бальзамировать тела достаточно быстро. У некоторых из них уже видны признаки разложения» [5]. Мертвых негде было хранить: морг уже использовался для ухода за живыми.

Поначалу эти смерти тщательно фиксировались в журнале «Левиафана» с указанием звания жертвы и причины смерти: «12:45. Томпсон, Эрл, рядовой 4252473, компания неизвестна, погиб на борту… В 15:35 рядовой О. Ридер скончался на борту от пневмонии.» [6] Но к тому времени, когда прошла неделя после отплытия из Нью-Йорка, число погибших было так велико, что офицер больше не утруждал себя добавлением «умер на борту». Было так много смертей, что он просто записывал имя и время. Два имени в 2:00, еще два в 2:02, еще два в 2:15 [7].